Ирина Лобусова - Диббук с Градоначальницкой

— Ну как, ничего не напоминает? — слово в слово нетерпеливо повторил Сосновский.

Вместо ответа Петренко достал коробочку, вынул камень и положил на ладонь рядом с первым. Даже невооруженным взглядом было понятно, что два этих камня были абсолютно идентичны.

— Так я и думал, — нахмурился Владимир. — Плохо. Ох и не повезло тебе… Честно скажу, это была логическая загадка. Но она сработала.

— Не хочешь объяснить? — нахмурился Петренко.

— Объясню, конечно, — пожал плечами Сосновский. — Для этого я и пришел. Но объяснение тебе очень не понравится!

— Да не тяни ты кота за хвост! — рявкнул Петренко, расстроенный этим новым обстоятельством в и без того паршивом деле.

— Коту это нравится, — ехидно улыбнулся Владимир. — А где труп Светулика?

— Кого?.. — опешил Петренко.

— Светулика. Так эту девицу звали в публичном доме мадам Зои, в котором она работала, — ответил Сосновский.

— Ты ходишь по публичным домам? — хмыкнул Петренко.

— Ты меня за кого принимаешь? Я тебе шо, дешевый трехкопеечный фраер, или как? — хохотнул друг в ответ и вдруг стал совершенно серьезным. — Никогда в жизни не ходил и ходить не буду. Но ты забываешь мои связи в криминальном мире! Я много кого знаю среди одесских бандитов. Был лично знаком с самим…

— …Михаилом Японцем, — быстро перебил его Петренко, — да ладно, знаю! Ты мне все уши прожужжал. Только вот Япончик твой давно мертв. А в криминале сейчас правят другие.

— Ну, не такие уж другие, если портовая марвихерша Рыжая Зайка, любовница одного из крутых бандитов Гришки Клюва, покойного давно, царствие ему небесное, переквалифицировалась в хозяйку борделя для большевиков под именем мадам Зоя. То есть товарищ Зоя, миль пардон. — ехидно ответил Володя.

— Ох, Сосновский, договоришься, мать твою!.. — в сердцах вспылил Петренко. — И меня за собой потянешь.

— До цугундера? — прищурился Сосновский. — Не потяну. Но если вдруг что — и там люди выживают. Да и меня этим не испугаешь. Я там уже был.

— А я не хочу! Откуда ты только взялся на мою голову? — всплеснул руками Петренко, вдруг спохватившись, что этот странный и даже страшный разговор может слышать какой-то из все еще находящихся в комнате милиционеров.

— Из ада! — продолжал ерничать Володя, явно наслаждаясь произведенным эффектом и ничуть не опасаясь чужих ушей.

Как ни странно, но это немного успокоило Петренко, вдруг сообразившего, что появление ушлого репортера Сосновского для него очень хороший шанс сдвинуть явно глухое дело с мертвой точки, а если уж совсем повезет, и закрыть его скорей, да еще и отличившись перед начальством.

— Ладно, — вздохнул Петренко, — мы потом с тобой обо всем поговорим, как выберемся отсюда. Потом. А пока…

— А пока мы с тобой в этом деле вместе, — серьезно добавил Владимир Сосновский.

На это Петренко нечего было возразить. Да и некогда, потому что снова выдвинулся из коридора милиционер и произнес:

— Доставили! Хозяйку доставили!

— Где нашли? — нахмурился Петренко.

— Вот ее домашний адрес, — милиционер протянул листок бумаги, — дворничиха написала.

— Южная улица… Здесь поблизости. Так, вдова… 56 лет. Живет на пенсию по супругу, убитому на фронтах гражданской войны. — Петренко бросил листок бумаги на стол, — все понятно. И одновременно сдает эти трущобы всяким проституткам. Прохиндейка, — обернувшись к Сосновскому, пояснил: — Тетка эта с Южной — хозяйка берлоги. Сдавала внаем эту конуру и по коридору еще несколько.

— Я знаю, — пожал плечами Володя. — Откуда у Светуликов и им подобным комнаты в Одессе? Снимали, конечно. Сельские мотыльки, слетевшиеся на жаркий городской огонь.

Милиционер ввел в комнату толстую говорливую бабку в цветастом платке, от которой очень сильно несло кислой капустой.

— Ой шо коется, люди добрые. Ой беда, лишенько. — заголосила она.

— Молчать, — глухо и страшно скомандовал Петренко, и Володя Сосновский, достаточно мягкий человек, вскинул на своего друга удивленные глаза.

— Комнаты сдаешь? Незаконно? А разрешение есть? — нахмурился Петренко.

— Так от покойного супруга комната получена. Сама проживаю по месту жительства дочери. — перепугалась тетка.

— С тобой еще компетентные органы разберутся обязательно, вот увидишь, — пригрозил Петренко, не меняя тона, — а пока ты нам расскажешь, как давно эту комнату сдаешь.

— Две комнаты, с перегородкой, — поправила хозяйка квартиры, испуг которой уже прошел.

— Это мне без разницы, — хмыкнул следователь, — рассказывай.

— Дык год уже… Жиличке сдаю.

— Жиличку хорошо знаешь?

— Ну шо знаю. Платила исправно. Тихая. Соседи на нее не жаловались, ни боже мой.

— Мужиков водила?

— Ну откуда мне знать-то? Я здесь не живу. Молодая. Дык как же ж без этого?

— Документы ее видела? Кем работала, знаешь?

— Видела документы. Как бы я без документов сдала? А работала. Ну дык посудомойкой в заводской столовой работала, где-то на Пересыпи. Сама говорила.

— Ты мне тут ушами не финти! А то щас арестую за пособничество антисоциальным элементам! — прикрикнул на нее Петренко. — Где и кем работала? Точно! Говори! И смотри мне. Махинаторша хренова! Развела здесь бардак!

— Та я вдова героя. — попыталась встрять тетка.

— Вот и пойдешь на нары, как вдова героя! Ты мне дело говори, а не финты ушами выкидывай! У нас и герои на нарах сидят, если положено!

Тетка, похоже, знала об этом, потому как снова растеряла весь свой боевой задор.

— Профурсетка она была! — выпалила она, бросив жадный от любопытства взгляд на диван, словно чувствуя, что совсем недавно лежало на нем. — Профурсетка! Хвостом крутила! Вот и докрутилась…

— Клиентов на дом, сюда, водила?

— Только солидных. Было. Так очень серьезные, женатые. Двое, кажется. Она мне за них отдельно доплачивала.

— Имена, фамилии, как выглядят!

— Дык откуда ж мне знать! — всплеснула руками хозяйка. — Имена и фамилии она мне не называла. А как выглядят. Я ж их и в глаза не видела! Она сама мне сказала, бо знала, что соседи донесут. Я порядок во всем люблю.

— И деньги тоже, — в тон ей добавил Петренко. — Двоих на дому принимала, говоришь?

— Двое, — кивнула хозяйка квартиры. — Они в первой половине дня приходили. Один с утра, второй — в обеденный перерыв.

— Кем работали?

— Я шо, знаю? Я не спрашивала.

— Ясно. Где она по вечерам работала?

— Так у Рыжей Зайки. То есть у Зои на Екатерининской. Там квартира на углу с Греческой есть. Туда ходила.

— То есть в том борделе она не жила постоянно? — уточнил Петренко.

— Нет, — замотала головой тетка. — Там есть девушки, которые постоянно живут. А эта приходящая была.

— Почему не жила?

— Так она зарабатывала хорошо, ну да и стеснялась, что узнает кто. Семья у нее в селе, ну, в деревне осталась, — вздохнула наигранно хозяйка. — Мать да отец, да малолетние сестренки и братишки… Вот она их кормила всех. Для них и справку достала, что посудомойкой работает. Хорошая она была баба, простая. Не нравилось ей такое ремесло. У нее в селе и жених был. Говорила: вот денег соберу, чтоб на хороший дом построить, вернусь домой и за Андрюху замуж пойду, он все меня зовет.