Скай Уоррен - Мне нравится твоя ложь

Нам будет легче, если он проснется в одиночестве. Вместе нам не сбежать. Это не сказка, и я не повторю ошибок своей матери. Я знаю, что мужчинам лучше не доверять.

Я знаю, что лучше не любить.

Кенди прислоняется к кирпичной стене. Она вынимает сигарету изо рта и выдувает дым в мою сторону. Оглядывает меня сверху донизу, явно не впечатленная увиденным.

— Разве мы не говорили тебе, чтобы ты не связывалась с клиентами?

Конечно, они говорили — и хуже всего, они правы. Для меня это не очень хорошо.

— У меня нет отношений, — лгу я.

Она смеется, низко и едко.

— Куда уж больше, если ты трахаешься снаружи клуба. Дай угадаю: ему не пришлось платить за это. Это было веселья ради.

Я вздрагиваю, потому что я даже не думала просить об оплате. То, что мы сделали, вдруг стало чувствоваться дешевкой. Но таким оно и является… дешевым.

— Прекрати, — шепчу я.

— Разве это ты ему сказала? — в ее голосе звучит насмешка, а глаза сверкают. Я никогда не видела ее такой. Могу только предположить, что заслужила гнев за то, что не придала значения ее совету. За то, что храню свои собственные секреты.

— Мы просто поговорили.

Она закатывает свои красивые глаза.

— Я слышала тебя отсюда.

Мое лицо горит от смущения. Я кончила там не так уж и тихо. Я наслаждалась собой там, и, может быть, это смущает больше всего. Наконец я поняла, насколько замечателен секс, и это случилось на крыше стрип-клуба.

Я слышу металлический лязг, а затем вижу, как спускается Кип. Рубашка, джинсы и сапоги снова на нем, и, черт возьми, он хорошо выглядит в них.

Затем я смотрю на Кенди и понимаю, что она поймала меня на том, как я оцениваю его. Я краснею, хоть мне и кажется, что это херня. Мужчины могут глазеть на нас всю ночь, а я не могу рассмотреть прекрасное мужское тело?

Он кивает Кенди, его голос хриплый спросонья.

— Доброе утро.

Она фыркает.

— Заполучил себе бесплатный трах, не так ли?

— Я бы не так выразился, — говорит он, хотя, кажется, не удивлен ее резким словам.

— Могу поспорить.

— У тебя проблемы со мной?

— Несколько, на самом деле. — Она ухмыляется. — Я знаю, кто ты.

Ее слова врезаются в мою кожу, словно острые льдинки. Она знает что-то о Кипе, чего я не знаю. Но, может, она не врет. Выражение его лица совершенно пустое, лишенное эмоций, и я знаю, что это правда.

— Молодец, — говорит он, точно так же, без эмоций.

Взгляд Кенди скользит по мне, глаза слишком невинны, чтобы быть реальными.

— Она знает, что ты связан кровно ?

— О чем ты говоришь? — спрашиваю я. С кем связан кровно?

— Почему бы тебе не просветить ее? — говорит она Кипу. Затем бросает сигарету и возвращается в клуб своей сценической походкой, виляя бедрами.

Я обращаюсь к Кипу.

— Расскажи мне.

Он качает головой. Его глаза темные, такие же неподвижные, как кирпичная стена позади меня.

— Нечего говорить. Мой брат — придурок. Обзавелся репутацией в этих краях.

— Как и ты, по-видимому?

Это заставляет его улыбнуться. Но я знаю, что это не вся история. Он, определенно, что-то скрывает. Кенди знает, что он связан с каким-то придурком , но почему она думает, что меня будет это заботить? Это убеждает меня в том факте, что я многого не знаю о Кипе. Ровно столько же, сколько не знаю о его брате. Я даже не знаю его фамилии.

Он делает то, что заставляет мои внутренности сжаться. Тянется за спину — за пистолетом? Может быть, он попытается вернуть его мне снова. Но я не могу его принять. Или за кошельком? За деньгами? И не только из-за колкости Кенди. Однажды он сказал мне, что всегда будет платить за эту привилегию. Он обещал мне это. Это была его черта на песке, но я стираю ее.

Я знаю, что так станет еще запутаннее.

— Нет, — говорю я. — Не надо.

Он наклоняет голову набок.

— Что не надо?

— Не превращай это в дешевку.

* * *

Все покрыто туманом и мраком. Не так, как на сцене, на ней слишком светло. Ослепляет меня. Между деревьями так темно. Я едва могу разглядеть тропу впереди меня. Следую по ней, надеясь вскоре найти открытое пространство. Безопасное место, чтобы отдохнуть. Но деревья надвигаются все ближе и ближе с обеих сторон, пока я едва могу вздохнуть. Сквозь темную стену джунглей я вижу, как моргают зеленые глаза. Затем слышу шипение змеи.

И просыпаюсь.

Пот стекает по мне каплями. Вокруг темно, как было и во сне. Я едва могу разглядеть выцветшие покрывала в цветочек, под которыми лежу. Стены кажутся черными и угрожающими, но это не джунгли, а всего лишь комната мотеля.

Мое сердце выбивает миллион ударов в минуту. Я вытаскиваю себя из постели и выпиваю воду, которую заранее набрала. Затем встаю рядом с кроватью Клары и наблюдаю, как она спит.

Мне хорошо видно, когда я сажусь на краю, поджав под себя ногу. Даже когда мои глаза приспособились к темноте, я не могу разглядеть ее лицо. Это не имеет значения. Я знаю ее лицо так же, как и свое. Я вижу, что покрывало поднимается и опадает. Вот что важно. Может быть, это жутко — смотреть, как она спит. Мне все равно. Пока она дышит, пока она в безопасности, все то, что я делаю, стоит того. Я стою чего-то.

Должно быть, она чувствует меня, потому что начинает ерзать. Она перекатывается на бок, лицом ко мне. Ей снится плохой сон?

Клара открывает глаза. Они такие яркие в темноте. Хотя не зеленые. Не страшные.

— Хонор, — говорит она, и голос звучит сонно.

— Возвращайся ко сну, — говорю я, успокаивая. — Все в порядке.

Надеюсь, я ее не испугала. И да, не испугала. Она верит, что я защищу ее. Единственная проблема — я не знаю, как это сделать. Моя жизнь никогда не была в безопасности. Это далекая идея, как вроде той, чтобы ступить на луну. Или влюбиться. Все, что я знаю — это то, как выживать.

— С тобой все в порядке? — спрашивает она тихим голосом. Она, должно быть, уже наполовину спит.

— Я в порядке, — обещаю я, и знаю, что должна оставить это, но что-то толкает меня вперед. Сейчас она уязвима. Она честнее, чем когда-либо. — Ты в порядке, Клара? Ты счастлива здесь?

— Не счастлива. Я не могу быть счастливой.

Я вздрагиваю. Мне стоило знать ответ — возможно, я знала его все это время, но не была готова услышать. Не посреди ночи, так скоро после кошмара.

— Боже, Клара, — шепчу я. — Что я наделала?

Я знаю, что мы не могли остаться там. Я никогда бы не позволила Байрону или его друзьям прикоснуться к ней. Но то, что у нас есть сейчас — тоже плохо. Комната в дерьмовом мотеле. Я не могу быть счастливой.

— Ей больно, — шепчет Клара. — У нее всё болит.

О ком она говорит? О себе? Я ищу свой голос, чтобы успокоить ее, как смогу.

— Никто тебя не обидит, детка.

— Они убьют его.

Я содрогаюсь.

Ее рука тянется через одеяло и захватывает мою. На ощупь она как лед. Я сжимаю ее. В такие определенные моменты она полностью честна. Я чувствую, как она снова ускользает сон. Это к лучшему. Вероятно, она даже не вспомнит об этом завтра.