Эмбер Джонсон - Прыжки по лужам

Я поняла, что Колтон не собирается облегчать мне работу. Но я собиралась получить свои 15 баксов. И решила сделать так, что он расскажет своей маме, какая я классная и как ему со мной понравилось.

- Там не такой уж и сильный дождь.

- Моя мама сказала, что мне нельзя.

- Никто не заметит! Давай! Пойдем, выйдем на улицу.

И это был первый раз, когда я смогла заставить его сделать то, в чем он не был уверен на сто процентов.

В тот дождливый летний день мы вышли на улицу. Он смотрел на небо широко открытыми ясными голубыми глазами, которые казались слишком взрослыми для его возраста, и он пробормотал что-то о том, что существует вероятность, что нас может шарахнуть молнией.

Но я не обращала особого внимания на то, что он там бормочет. Все мое внимание было приковано к горке с песком на их заднем дворе. И я решила незамедлительно с нее съехать, потому что я всегда хотела быть, как крутые девчонки из телевизора.

И первый мой шаг к становлению моей крутизны - это съехать с горки!

Под дождем. Будем называть это «подготовкой».

Колтон подбежал ко мне, размахивая руками, остановился возле горки, и стал отчаянно пыхтеть и сопеть, пытаясь забраться вслед за мной по скользкому металлу:

- Ты можешь пораниться.

Я закатила глаза:

- Все в порядке!

Когда первая молния ударила в дерево в нескольких метрах от нас, я как раз готовилась съехать с горки. А бедный маленький Колтон закрыл уши руками, и даже подпрыгнул в воздухе.

Я с любопытством наблюдала, как он развернулся в сторону дома, и до смешного быстро перебежал задний двор, крича от страха и ловко перепрыгивая на бегу метровые лужи.

Он оставил меня одну на металлической горке. Одну.

Где в меня попала молния…

Ну, не в меня, а в горку.

Я как раз держалась за металлический поручень, спускаясь, и тогда-то молния и ударила.

Через все мое тело прошел ток, и меня так тряхнуло от силы удара, что я отпустила поручень, и упала в грязь, после чего потеряла сознание.

Очнулась я уже в больнице, и уже там моя мама поведала мне о том, что Колтон испугался за меня, его и моя мама получили от него достаточно информации, чтобы составить представление о том, что произошло, и где я нахожусь. Там они и нашли меня, лежащую в грязи без сознания.

Они обе впали в панику. Но, к счастью для меня, я выжила.

Колтон спас мне жизнь.

Когда он пришел со своей мамой проведать меня в больнице, Шейла смотрела на меня так, словно я была самым удивительным существом в мире, потому что я смогла выжить после удара молнией.

И кстати я получила великолепный шрам за свой эксперимент.

Доктор сказал, что это называется «фигуры Лихтенберга»* (*иногда называются «лихтенберговы фигуры»: картины (узоры) распределения искровых каналов, образующиеся на поверхности твердогодиэлектрика при скользящем искровом разряде, а также на коже жертв удара молнии. Впервые наблюдались немецким ученым Г. К. Лихтенбергом в 1777).

Кожа на узоре ожога темнее кожи вокруг, а шрам выглядел, как три корня дерева, начинался от плеча, и тянулся до середины руки.

Я была очарована им в то время. Видимо, и Колтон тоже.

Сейчас - это просто узор на моем теле. Часть меня. Иногда я вообще забываю о его существовании.

Но вернемся обратно к истории.

Он остался со мной в палате на полчаса, не разговаривая и ничего не делая, просто смотрел на меня, точнее на мою отметку, которая, как я надеялась, делала меня реально крутой девчонкой.

Перед своим же уходом он достал сложенный листок бумаги из кармана и протянул его мне, подарил мне легкую улыбку, и помахал на прощание, а затем вышел вслед за своей мамой.

На этом листике был самый потрясающий рисунок, который я когда-либо видела.

И вместо того, чтобы почувствовать себя лучше, мне стало только хуже. Потому что только за день до этого я сомневалась в его таланте, и говорила о том, чтобы он рисовал, не выходя за линии.

***

Я виделась с Колтоном под предлогом заработка денег на карманные расходы, чтобы я сидела с некоторыми детьми от церкви.

Но каждый раз, когда я появлялась в доме, мы были только вдвоем.

Мне было любопытно, почему мне платили за то, чтобы я в первую очередь тусовалась с Колтоном.

И я именно это имею в виду, серьезно!

Вы могли бы подумать, что после того, как я чуть не умерла, меня перестали приглашать сидеть с ним.

Но вы ошибаетесь, и, видимо, его мама не усвоила урок.

Я уверена, она считала, что ее сын слишком хороший и умный, и мы больше не будем вляпываться в неприятности, но она не учла только одного...

Я-то не такая!

Колтон был практически идеален.

Он тихий, отчужденный, всегда следил за своими манерами и движениями.

Ребенком он был полностью поглощен рисованием и раскрашиванием, он даже начал раскрашивать комнату, которую его отец освободил над гаражом.

Но мне-то не хотелось разукрашивать или собирать поезда. Я устала разукрашивать! Я хотела играть, понимаете?

Надо сказать, что, возможно, он перестал мне доверять после того, как я весь день каталась и скользила по мраморному полу.

Или когда случайно запутала жвачку у себя в волосах, и попросила его помочь мне избавиться от нее. В результате, мне состригли значительную часть волос с левой стороны.

Или тогда, когда я решила его научить спускаться на матраце вниз по лестнице, хотя он был решительно настроен против.

Вот я и решила ему показать, что на самом деле это очень весело.

Я посмотрела на Колтона, залезла на матрац, оттолкнулась от вершины лестницы, и полетела вниз.

Только вот...

Да, матрац не полетел за мной, а так и остался на вершине лестницы.

В полете, если это можно так назвать, я перевернулась на спину, а при приземлении так сильно ударилась головой о дверной косяк, что получила сотрясение.

Именно Колтону пришлось вытаскивать меня из-под матраца потому, что тот задержался лишь на пять секунд от моего «отрыва в полет». После чего Колтон позвал наших мам, и уже они вызвали для меня скорую. По дороге в больницу меня стошнило зеленым хот-догом и чем-то еще невообразимым.

Как только мне стало немного лучше, а мысли слегка прояснились, чтобы внятно говорить с мамой, я сказала ей, что это только моя вина.

Забавно, но она мне поверила.

К тому времени, когда Колтон и его мама вновь пришли навестить меня в больнице, стало ясно, что я больше не буду приходить к ним по средам.

Они сменили церковь.

И только после всех этих происшествий, его мама поняла, что я просто не способна держаться от неприятностей как можно дальше. Превосходно!

Так или иначе, в тот день Колтон был даже более тихий, чем обычно.

Он вообще едва взглянул на меня, пока был в палате, но перед своим уходом он подарил еще один рисунок. И я скажу вам, что он был еще прекраснее, чем предыдущий, потому что вся страница была в ярких цветах.