Сиара Симон - Пастор

Я вышел в последний момент, поэтому мог наблюдать, как мой оргазм хлестал её задницу и, возвращаясь каплями и ручейками со спермой, чем-то напоминающими дождь, стекал в многослойную розу её входа и по изгибам спины и бёдер.

Поскольку моё зрение прояснилось и мои чувства вернулись, я мог восхититься своей авторской работой: задыхающейся, дрожащей женщиной передо мной, покрытой полностью мной.

Поппи вновь растянулась на животе, каким-то образом делая это элегантно и эротично.

— Приведи меня в порядок, — скомандовала она, будто маленькая королева, которой и была, а я поспешил подчиниться.

Я вымыл её влажным полотенцем и после продолжал удерживать на полу, пока массировал ей бёдра, спину и руки, шепча милые слова, какие мог придумать на латинском и греческом языках, и цитировал «Песнь песней», когда покрывал каждый дюйм её кожи поцелуями.

И по тому, как она улыбалась про себя, как всякий раз закрывала глаза, пытаясь скрыть слёзы, я мог сказать, что это было тем, чего никогда не делал Стерлинг. Он никогда не заботился о ней после секса, никогда не баловал её, не хвалил и не вознаграждал.

Я даже не пытался не чувствовать триумф по этому поводу.

И после того, как Поппи была приведена в порядок, мы сели и продолжили работать над нашим сбором средств. Она помогла мне подготовиться к мужской группе, а затем отправилась в женскую в дом Милли. Всё это время я ощущал аромат масла на нашей коже, и ничего, кроме пребывания с этой женщиной каждую минуту каждого дня, не будет достаточно, чтобы утолить разверзшийся в моём животе голод.

Или, что было более опасно, утолить голод в моём сердце.

ГЛАВА 16.

Нечто поменялось для меня в тот день, нечто, как я понял, было изменено на какое-то время. Это походило на чувство, испытываемое мною в детстве, когда я снимал свои роликовые коньки после нескольких часов катания и мои ноги ощущались аномально невесомыми и лёгкими. Или, возможно, походило на то чувство, когда папа, Райан и я, отправившись в поход, наконец-то сбрасывали рюкзаки на землю после нескольких часов движения, и я ощущал себя настолько свободно, что мог поклясться, будто зависал на несколько дюймов над поверхностью.

Я не мог дать этому название, но это были лёгкость и подъём и имело какое-то отношение к Лиззи. Нечто общее с разделением её смерти и последствий с Поппи, к её сказанным шёпотом словам: « Является ли Лиззи той причиной, почему ты боишься перестать сдерживаться со мной?»

Теперь я осознал, пока в своей ладони перебирал чётки Лиззи, что именно моя сестра стала причиной многих событий. Она была причиной всему. Её смерть стала тем бременем, которое я нёс, было бы ошибочно мстить. Но что, если я могу изменить это? Что, если я могу забыть месть ради любви? Это было именно тем, что призваны делать христиане: в конечном счёте ставить любовь превыше всего.

Любовь . Это слово было бомбой. Неразорвавшейся бомбой, живущей в моей груди.

Той ночью я написал Поппи: «Ты не спишь?»

Биение сердца и: «Нет».

Мой ответ был незамедлительным: « Я могу прийти? У меня для тебя подарок».

«Ну, я собиралась сказать нет, но теперь, зная о подарке… Приходи;)»

Надев тёмную футболку и джинсы, я проложил осторожный и спокойный путь через парк. Было уже поздно, и парк был расположен в природной лощине, защищённой от взглядов, но я до сих пор нервничал, поэтому стремительно шагал вниз, придавливая сорняки и высокую траву на пути к калитке Поппи. Я открыл её, морщась от каждого скрипа ржавой защёлки, а затем достиг её двери и постучал несколько раз по стеклу.

Она открыла дверь, и её лицо озарила самая красивая чёртова улыбка, какую я только видел.

— Ничего себе, — сказала она. — Ты здесь. Как нормальный человек.

— Неужели ты сомневалась, что раньше я не был нормальным?

Она покачала головой, отходя в сторону, чтобы я мог пройти внутрь, а затем закрыла за мной двери.

— Я никогда не встречалась с кем-то, кого фактически не могу пригласить на свидание. И почти убедила себя, что ты существуешь только в церковных стенах.

— Встречаемся? — мой голос прозвучал слишком возбуждённо, слишком взволнованно. Я откашлялся. — Я имею в виду, мы встречаемся?

— Даже не знаю, чем ты считаешь то, когда грубо трахаешь чью-то задницу, Отец Белл, но я называю это так.

Внезапное чувство страха поселилось в моём животе — я шагнул к ней, схватил за руку и потянул её к себе, чтобы появилась возможность увидеть её глаза.

— Болит? — спросил я обеспокоенно.

Поппи просияла, посмотрев на меня:

— Только в хорошем смысле, — она приподнялась и поцеловала мою челюсть, а затем направилась в сторону кухни. — Хочешь выпить? Дай угадаю… Космо? Нет — гранатовый мартини.

— Ха. Виски: неважно, ирландский или шотландский. Но чистый.

Она указала в сторону гостиной, и я, пользуясь возможностью, отправился осмотреть её дом. Здесь всё ещё стояли коробки и банки с краской, и было предельно ясно, что Поппи не проявила особой заинтересованности в домоводстве, несмотря на наличие привлекательной мебели и прислонённых к стене изысканных фотографий и картин.

Стопки книг покоились у стены в ожидании постоянного дома, я провёл пальцами вниз по выпуклым корешкам башни, одинаково ощущая наслаждение и тайную ревность из-за того, насколько начитанной была эта женщина. Там присутствовали не только привычные фамилии — Остин, Бронте и Уортон — но и те имена, которые я никак не ожидал увидеть рядом с теми: Джозеф Кэмпбелл, Дэвид Юм и Мишель Фуко. Я листал «Так говорил Заратустра» (давнее возмездие от моего магистра теологии и уроков по истории), когда Поппи появилась с нашими напитками.

Наши пальцы соприкоснулись, когда я взял свой стакан Macallan, но затем поставил его с напитком Поппи, потому что мне захотелось её поцеловать. Я мечтал скользнуть своими руками вверх, к её тонкой шее, и обхватить её лицо, в то же время исследуя её рот; я хотел подтолкнуть её к дивану, чтобы можно было опрокинуть её назад и медленно раздеть, снимая с неё каждый предмет одежды.

Но я пришёл сюда не за тем, чтобы трахнуть её (ну, не только трахнуть), поэтому, насладившись поцелуем, отстранился и взял свой напиток. Поппи выглядела немного ошеломлённой после поцелуя, и мечтательная улыбка появилась на её губах, когда из своего бокала она сделала глоток мартини, а затем объявила, что собирается приготовить для нас закуски.

Я продолжил медленное изучение её гостиной, чувствуя себя расслабленным и умиротворённым. « Я делаю всё правильно». Это может стать новым началом для нас, для меня. Что-то официальное, чтобы обозначить наши отношения — так ведь работают ритуалы, да? Нечто осязаемое для выражения непостижимого. Подарок, показывающий Поппи, что она значит для меня — что мы значим для меня — показывающий ей не только странную, но и божественную трансформацию, которая произошла в моей жизни из-за неё.