Владимир Кабаков - Симфония дикой природы (СИ)

Наступившая осень стала временем первых охот и нападений волчьей стаи на местных косуль, оленей и кабанов....

Стая из восьми волков, первой общей, учебной охотой сделала нападение на мать кабаниху с семью кабанятами уже поменявших детскую, полосатую шерстку на серо - чёрную.

Выйдя на следы покопок в плоском травянистом междуречье, Одиночка, оторвавшись от стаи, сделал проверочный полукруг, вышел на свежие следы и помчался вперёд...

Заслышав шуршание веток и тяжёлый скок волка, кабаниха сорвалась с места и необычайно быстро, пробивая высокую траву и густой кустарник тяжёлым клинообразным телом, понеслась в густой ельник, росший на берегу одной из проток.

Следом спешили, шурша и треща ветками, уже крупные поросята.

Одиночка, ринувшись наперерез, наскочил на одного из кабанят сзади и оседлав его, вонзил клыки в щетинистую щеку и словно поймал кабанчика на острый крючок.

Кабан завизжал, но не мог ни сопротивляться, ни убежать и Одиночка повел его по кустам, на опушку леса, в сторону отставших волчат....

Тут подоспела стая.

Первым скакавший Малыш с разгону налетел на поросёнка и когда Одиночка отпустил свою болезненную хватку, вначале Малыш, а потом и остальные волчата накинулись, на жертву и задрали её, после того, как Малыш, вцепившись кабанёнку в храп, повалил его, а остальные, набросившись скопом, разорвали кабанчику брюхо, выпустив кишки.

Визг убитого поросёнка смолк и раздался вдруг рык Малыша, который предупреждал других щенков, что это его добыча. Волчата, облизываясь, отступили.

Но Одиночка посчитал, что Малыш превышает свои "полномочия".

Он одним прыжком подскочил к растерзанному кабанёнку и рыкнул так, что Малыш, от страха перед этим громадным волком - вожаком стаи, упал на спину, поджал хвост между ног и подставил вожаку свой незащищенный живот.

Однако сердито обнюхав беззащитного волчонка, Одиночка, чувствуя полную покорность "наследника", сменил "гнев на милость", отступил на шаг и Малыш, поднявшись с земли, униженно лизнул вожака в тёмную гриву на шее, а потом, поджав хвост, отошёл в сторону...

...Молодой олень, потомок Рогача пришёл на альпийские луга в начале лета. Вокруг ещё белели снеговыми вершинами окрестные хребты, но в широких плоских долинах на высоком плоскогорье, распускались альпийские цветы и трава поднималась вверх каждый день на несколько сантиметров.

Внизу, в долине, мошка, пауты и комары уже не давали дышать, забиваясь в ноздри и в пасть. А тут, с утра до вечера веял прохладный ветерок, и холодные чистые ручьи вытекая из снежников, высившихся на границе гор и неба, шумели пенной бурливой прозрачной водой.

По краям альпийского зелёного луга с густой, высокой травой, мелькали розовыми вкраплениями яркие цветы: горные маки и желтые сочно - хрупкие лилии.

То тут то там благоухали медовым ароматом, бело - кружевные опахала зонтичных, которые местные жители называют медвежьей трубкой...

Лето, здесь в альпийских, горных долинах, расцветало во всём своём благоуханном и тёплом великолепии...

Олень поселился в густом высокоствольном ельнике, обрамляющем зелёной рамой луга и заканчивающийся высоко, в круто вздымающемся к вершине, каменистом распадке, с серыми пятнами каменных осыпей на крутых склонах и полянками зелёного кедрового стланика...

Там, где склон плавно переходил в пологую долину, блестело серебристой поверхностью горное озеро, по которому ещё в начале июня плавали полу - растаявшие, белые, непрозрачные льдины...

Олень, отлежавшись днём в ельнике, среди заросших зелёным плотным мхом скал, выходил на травянистую луговину, уже на закате солнца.

Подойдя к шумливой горной речке, шурша крупной галькой, зверь осторожно спускался к берегу и оглядевшись и прислушавшись, наклонял к воде свою грациозную голову с молодыми рогами-пантами ещё покрытых, нежной бархатистой кожицей и долго пил, изредка поднимая голову и прислушиваясь к воркованию водных струй в речном потоке...

Напившись, он в несколько прыжков поднимался на высокий каменистый берег и в последний раз, осмотрев большими, блестяще - темными глазами окрестности, вступал в высокую луговую траву и начинал кормиться, срывая постоянно жующими челюстями самые сочные и свежие побеги. Здесь уже включался в работу слух.

Не обращая внимания на шум реки неподалёку и громкое жужжание шмелей, олень настораживался и высоко поднимал рогатую голову, когда слышал тревожное стрекотание лесных сорок - кедровок или тревожный свист в каменных осыпях проворных маленьких горных грызунов - пищух.

Покормившись первую половину ночи, олень уходил в тёмный ельник и ложился в знакомом месте. Подходы сюда, он знал хорошо и любой незнакомый звук, здесь, мог услышать за двести шагов...

Олень был замечательного, светло-серого цвета и потому, мы и будем называть его Сивым, как местные жители называют светло - серые оттенки шерсти у коров и лошадей...

Сивый дремал до рассвета, и только на небе появлялась синеватая полоска зари, на восточной стороне горизонта, он вставал из лёжки и вновь, уже по знакомой тропе спускался на луговину, темнеющую большим открытым пространством. На фоне тёмных, ещё не проснувшихся горных вершин и многометровой высоты серых скал, вздымающихся в небо, пронзающих каменными остриями пиков изломанную линию горизонта, вставала заря ещё чуть заметная, на фоне тёмного неба.

С холодных снежных вершин дул приятный ароматный ветерок и олень, остановившись, долго принюхивался, а потом осторожно и важно ступая, шёл навстречу ветру, выходя на луговину...

Через несколько часов, солнце, пробившись через высокую стену окружающих долину гор, показывалось над линией скал и яркий дневной свет весёлыми брызгами, разливался над притихшей долиной.

Сивый, к этому времени заканчивал кормиться и уходил в тенистые ельники на очередную днёвку...

И так продолжалось изо дня в день...

Отъевшись, откормившись питательной и сочной травкой, олень округлился, раздался вширь, казалось, даже стал выше ростом. Шерстка, покрывающая рога постепенно подсыхала, а сами рога уже окостенели и Сивый поддевая ими снизу стройные ёлочки, чесал их о смолистые гибкие стволики, пахнущие на задирах свежестью и весной...

Несколько раз на альпийском лугу сквозь жужжание пчёл и звон реки, Сивый вдруг начинал слышать шуршание приминаемой тяжелым телом травы и даже негромкое чавканье.

Срываясь с места в галоп, олень на махах поднимался на склон и выбрав чистое место и развернувшись видел внизу в долине среди сочной зелени тёмно - коричневого толстого неуклюжего медведя, который тоже откармливался сочными листьями и хрустел, сламывая под корень выросшую высотой в два метра толстую медвежью трубку...