Гейдар Джемаль - Давид против Голиафа

То, что к действительности ближе вторая точка зрения, подтверждается постоянным бунтом каждого очередного юного поколения против тесных рамок той матрицы, в которые его загоняют. В человеке изначально есть нечто, сопротивляющееся видению мира, способу мышления, которые навязываются ему его средой с момента появления на свет. Конечно, сил на бунт хватает только в молодые годы, пока еще не завершен процесс формирования и «замораживания» конечного продукта.

Система однако не желает мириться и с таким ограниченным возрастом и возможностями протестом. Поэтому современное образование представляет собой ловушку для тинейджеровского бунта.

Современное образование не дает более в авторитарном порядке жесткую картину мира, за ошибки в усвоении которой бьют линейкой по пальцам. Оно теперь предлагает на выбор несколько вариантов ответа, один из которых правильный. Усвоение картины мира идет в форме игры, в которой юное создание должно угадать правильный ответ, как выигрышный номер в лото. В таком формате преподавания картина мира исчезает, зато и протест против нее рассеивается – нет того, против чего можно возразить. Собственно говоря, не возникают при этом и профессиональные навыки: ведь если сведения об окружающем мире угадываются по типу игры в казино, то в итоге не может возникнуть знающий что бы то ни было человек.

Система добивается посредством такого образования специфического результата: с одной стороны, в жизнь вступают гиперконформисты, лишенные всякого стимула к самостоятельной позиции и воспринимающие все происходящее как вращение колеса фортуны – повезет/не повезет. Это новое поколение восприняло бы школьные учебники своих отцов и дедов как безумную конспирологию! С другой стороны, система получает в лице этих новых членов общества непрофессионалов. Они отлучены от всякой возможности производительного труда или организованного творчества. Единственная сфера, в которой они могут найти себе применение, – это потребление и основанные на нем хаотические социальные связи. Поскольку при таком подходе подавляющее большинство этих людей обречено остаться профессиональными неудачниками, они вынуждены зависеть от кредитования их потребления. Благодаря этому система получает в их лице идеальный «социальный низ»: зависимых от кредита паразитов. Однако, с другой стороны, система не может решить с помощью такого человеческого материала ни одной серьезной проектной задачи, не может предпринять ни одной фундаментальной инновации. Таким образом, новое постмодернистское образование со всей неизбежностью ведет систему к цивилизационному застою. Именно поэтому научно продвинутые центры Запада все больше полагаются на экспорт мозгов из Третьего мира, где передача знаний еще не подверглась постмодернистскому разложению.

Кризис этики в том, что из нее принципиально ушло долженствование, заменившись моралью, понятой как соблюдение в данной среде поведенческого кода.

Самая ранняя стадия формирования члена общества – когда ему говорят, что он что-то должен. Мы все что-то должны. Но самое интересное – это содержание такого принципа. Что именно мы должны? Как правило, обыватели смешивают этику и мораль. Популярно считается, что этика – это высокопарное научное наименование морали.

А что такое мораль? Это всем более или менее понятно. Мораль – это набор общепринятых правил поведения. Попросту говоря, это «адаты».

Но ведь мораль меняется от эпохи к эпохе, от общества к обществу. Критики морали всегда указывали на ее относительность. Этика, с другой стороны, есть не набор привычных правил, которые обязательны, потому что так делают все. Это то, что человек должен делать сам, один, потому что он отвечает перед собственной душой и перед Богом.

Всегда общество пыталось подчинить ЭТИКУ (как долженствование и ответственность человека перед высшим смыслом жизни) МОРАЛИ (как набору общепринятых правил). Этика была поставлена на службу морали: ты должен соблюдать общепринятые правила… потому что ты отвечаешь перед всеми остальными, кто их так же соблюдает. Ни перед собой, ни перед Богом – перед теми, кто уже играет по этим правилам… Общество всегда как огня боялось этики как таковой, потому что человек, который должен собственной совести, может оказаться ничего не должен ему, обществу. Более того, этика может побудить одиночку (и не только одиночку!) выступить против самых основ принятой морали и тех, кому она выгодна. Поэтому с древнейших времен этические школы были неудобны элитам, поэтому в Римской империи преследовали христиан, которые поставили этику над моралью.

Сегодняшние общества пронизаны идей ценности. Ценность противопоставляется стоимости как нечто духовное. Но в действительности, ценность и стоимость – понятия, находящиеся на одной оси. Когда цивилизация становится глобальной и региональные моральные кодексы сливаются в один политкорректный либеральный набор, то он объявляется имеющим некую духовную стоимость – вечную ценность. Лояльность по отношению к этой новой общечеловеческой морали превращается в содержание современной этики. Таким образом глобальная цивилизация думает преодолеть вызов, который исходит от «человека этического» – самого беспокойного обитателя социального пространства, который время от времени имеет обыкновение становиться революционером.

Кризис человека в том, что сам человек возможен только как инструмент некой сверхзадачи, выходящей за рамки его индивидуального существования, в то время как статус его в современном обществе редуцирован к «зацикленному» на своем «я» индивидууму.

Динамику кризиса человека можно проследить в масштабе большой истории по тому, как с веками менялось понимание древнегреческого афоризма «Человек есть мера всех вещей». Тогда, когда это было сказано, подразумевалось, что человек представляет собой своеобразный «золотой ключик», которым открывается необъятный ларец Вселенной. Именно он несет в себе имена и значения всего сущего, именно в нем сокрыто понимание, без которого все разнообразное наполнение мира все равно что пустое ничто, дом без хозяина. Человек есть то зеркало, в которое Вселенная смотрится, чтобы узнать в нем самое себя. При этом – или благодаря этому – человек всегда оставался самой неопределенной вещью на свете. Тогда же, когда был изречен первый афоризм, греки родили и второй: «человек – это двуногое без перьев». Все это означает, что человек противостоит миру, не будучи его частью. Он определяет себя как бы по сюжету той пьесы, которую ему приходится играть, причем этот сюжет ему надо открывать самому, акт за актом. Отсюда происходит та великая драма неопределенности человеческого состояния, которая обобщена мудрецам в трех сакраментальных вопросах: Кто мы? Откуда пришли? Куда идем?