Андрей Скляров - Перу и Боливия задолго до инков

«святого Фомы с требником в руке», так и блок перекрытия ворот с явно преднамеренно уничтоженным рельефом в Кантаталите (см. Рис. 214)

Впрочем, самый замечательный артефакт, свидетельствующий о наличии письменности в Южной Америке находится ныне не в Тиауанако, а в столице страны – в Ла-Пасе.

Из Тиауанако мы переехали в Ла-Пас, столицу Боливии, где по тематике нашей экспедиции было всего два объекта – Археологический музей и Музей золота.

Археологический музей Ла-Паса практически не отличается от своего собрата в Лиме по скудости коллекции, зато существенно разнится по строгости режима – снимать тут категорически запрещено. Пришлось вновь прибегать к съемкам «навскидку от бедра», но делать это доводилось не часто в виду малого количества экспонатов, представлявших для нас хоть какой-то интерес. Пожалуй, если бы не близость Тиауанако, откуда в музей перевезли некоторые из находок, то и снимать-то было вообще нечего, кроме нескольких деформированных черепов, да довольно типовых бронзовых инструментов времен испанского завоевания (см. Рис. 3).

Одним из привлекших наше внимание экспонатов был как раз блок, доставленный сюда с руин Тиауанако. Помимо сквозного круглого отверстия сильно переменного размера на нем вновь были прямолинейные надрезы каким-то явно механическим инструментом, а вдоль надрезов располагались уже знакомые «дырочки для крепления сетки от больших комаров». Складывается впечатление, что надрезы в твердом андезите тут делались лишь в качестве разметки – для того, чтобы просверленные потом дырочки располагались по прямой.

Рис. 228. Блок с надрезами и просверленными углублениями в музее Ла-Паса

Другой экспонат, который привлек наше внимание, представлял из себя один из вариантов каменных голов. Но если ранее – в «Полуподземном Храме» Тиаунако и в Чавин-деУнтаре – мы сталкивались с изображениями голов либо людей, либо каких-то устрашающих человекообразных монстров, то в данном случае это была голова змея. При всей общей выдержанности южноамериканского стиля и заметной простоте исполнения, эта каменная голова обнаруживает определенное сходство с каменной головой змея совсем другого региона – Мезоамерики. Она имеет немало общего с изображением Кетцалькоатля («Пернатого Змея») в Теотиауакане, а ведь их разделяет более пяти тысяч километров!..

Рис. 229. Голова змея в Ла-Пасе и изображение Кетцалькоатля

Однако главный артефакт, который мы стремились увидеть в Ла-Пасе, находится вовсе не в Археологическом музее, а в Музее золота. Это – каменная чаша (хотя скорее ее можно было бы назвать миской или блюдом) внушительных размеров (почти метр в диаметре), на внешней стороне которой сделаны довольно простенькие барельефы, а на внутреннюю поверхность кто-то нанес… письменные тексты!..

Рис. 230. Каменная чаша в Музее золота в Ла-Пасе

Что каменная чаша делает в Музее золота, и как она тут вообще оказалась – не ясно. Но как бы то ни было, для нее отведено хоть и небольшое, но отдельное помещение, оснащенное видеокамерами. Больше в этом помещении ничего нет, что лишь подчеркивает значимость этого древнего артефакта. Естественно, что, несмотря на все запреты, следящие видеокамеры и прохаживающихся вокруг смотрителей, мы приложили все усилия для того, чтобы максимально отснять ее не только на фото, но и на видео. И это нам вполне удалось сделать так, что бдительная охрана даже ничего не заметила.

Как сама чаша, так и надписи на ней представляют не только большую загадку для историков, но и серьезную головную боль.

Дело в том, что часть надписи выполнена… клинописью!.. Причем клинописью, весьма похожей на клинопись древнего Междуречья!.. Хотя точнее будет говорить о том, что некто не писал клинописью, а лишь ее имитировал, поскольку похож лишь внешний вид значков – характерных для клинописи углублений в местах треугольных значков нет, воспроизведен только общий контур.

Рис. 231. Надпись, похожая на клинописный текст

Историки эту чашу фактически игнорируют. Ее как будто бы и не существует. Оно, впрочем, и понятно – ведь за признанием самого факта ее существования должно следовать хоть какое-то объяснение не только наличия надписи как таковой, но и ее колоссального сходства с клинописью Междуречья, расположенного на другом краю Земли – в тринадцати тысячах километрах от Ла-Паса!.. Поэтому если и можно найти упоминания об этой чаше, то лишь в Интернете.

На одном из интернет-сайтов есть и вариант перевода этой надписи, выполненный на основе предположения, что текст на чаше написан на ранне-шумерском языке. Получилась такая абсолютно бессмысленная абракадарба, что я даже приводить ее не хочу, дабы не вводить читателя в заблуждение. В реальности эта абракадабра свидетельствует только о том, что действительный перевод надписи еще впереди.

Рис. 232. Надпись на неизвестном языке

Совсем рядом с «клинописью» – справа от нее – находится еще одна надпись , сделанная на сей раз с помощью абсолютно неизвестных символов. Это послужило поводом к тому, что чашу уже поспешили назвать «южноамериканским Розетским камнем», хотя и абсолютно не ясно, одинаковый ли текст изложен на двух разных языках, как это имеет место на реальном Розетском камне.

Письменность, которая использована в этой второй части надписи, представляет полную загадку. Что тут написано?.. Когда и кто пользовался столь странными знаками?.. Насколько они были распространены?..

Как бы то ни было, чаша косвенно подтверждает то, что некогда индейцы Южной Америки письменность все-таки имели, но в дальнейшем ее утеряли.

Впрочем, о наличии в некоем прошлом у индейцев письменности упоминают и испанские хронисты. Например, конкистадор Сармьенто де Гамбоа так пишет о Пачакути Инге Юпанки, девятом Инке:

«И, ознакомившись с важнейшими из старых преданий, он велел их записать все по порядку на больших досках и поместил эти доски в просторном зале в Доме Солнца, где названные доски, украшенные золотом, выполняли роль наших библиотек. И он назначил ученых людей, которые понимали их и умели читать. И никто не должен был входить в это помещение, кроме самого Инги или историков, получивших на то разрешение Инги».

Причем на основании местных легенд и преданий, которые нашли отражение в некоторых (преимущественно в непопулярных у историков) хрониках, можно говорить о том, что письменность даже была вовсе не утеряна по каким-то объективным причинам, а под влиянием искусственно введенного запрета была уничтожена вместе с практически всеми имевшимися на тот момент письменными источниками. И лишь на смену им пришли кипу с узелковым письмом.