Владимир Кирсанов - 69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы

В русских монастырях, европейских архивах и библиотеках (на Румянцева там работало 10 лучших ученых) было обнаружено около 1000 актов. Эти документы объясняли историю России с XIII по XVII век. Все рукописи были обработаны выдающими учеными своего времени и изданы в четырех томах.

Свое собрание Румянцев завещал для общественной пользы. Николай I пожелал открыть его в 1831 году под названием Румянцевского музея. Как этот музей оказался в Москве и положил основу Государственной публичной библиотеке имени Ленина? В 1860-е годы музей Румянцева в Петербурге пришел в такое плачевное стояние, что «его признали бесполезным», и собрание Румянцева принял к себе московский университет.

В 1922 году при Советах коллекция Румянцева была расформирована и распределена по разным музеям, архивам и библиотекам. Основная часть рукописного и книжного собрания оказалась в Российской государственной библиотеке.

О полностью забытом при советской власти меценате вспомнили в конце 1990-х годов – не только в России, но и в Белоруссии, в частности в Гомеле – там, в семейных владениях, Румянцев был похоронен. Этот белорусский город обзавелся памятником Румянцеву, теперь подумывают и о восстановлении его надгробия.

Знают ли белорусские власти, начавшие в 2004 году борьбу «с пропагандой гомосексуализма» о том, что Румянцев был гомосексуалом? Наверное, не догадываются. Но что значила гомосексуальность для самого Румянцева?

За свою долгую жизнь он не создал семьи, он окружал себя приятными молодыми людьми, многие из которых превращались в сердечных друзей и любовников. Интимная жизнь гомосексуалов того времени проходила в кружках и группах, наподобие той самой «румянцевской дружины» при историческом архиве. Устойчивых пар у гомосексуалов начала XIX века не было.

Но Румянцеву не нужно было пользоваться безропотными крепостными мальчиками для сексуальных утех. Он был образованным человеком, который знал настоящую цену душевной привязанности и мужской дружбы. Ценности науки и личные привязанности в конце жизни, к счастью, совпали. После скандала с Бантыш-Каменским Румянцев приложил все усилия для того, чтобы спасти от гонений профессора московского университета Плисова и своего сердечного друга историка Калайдовича – их имена среди других назвал полиции Бантыш-Каменский.

«Старик, по-старому шутивший…». Иван Дмитриев (21 сентября 1760 – 15 октября 1837)

Сенатор, член Государственного совета, обер-прокурор, министр юстиции в царствование Александра I Иван Иванович Дмитриев, несмотря на свои высокие заслуги перед российской государственностью, более всего запомнился современникам остротами и баснями, за что и снискал себе славу русского Лафонтена… А еще популярными песнями. Был он, говоря современным языком, хитмейкером своего времени. Авторство десятка песен, написанных Дмитриевым за один 1792 год, быстро присвоил народ, которому особенно полюбилась вот эта сущая безделица:

Стонет сизый голубочек –

Стонет он и день, и ночь;

Миленький его дружочек

Отлетел надолго прочь…

Своего голубка, а правильнее сказать, голубку так и не нашел за всю свою долгую жизнь Иван Дмитриев. А если правда, то и не искал. Один из его корреспондентов литератор Николай Дмитриевич Иванчин-Писарев (1790-1849), вошедший в круг приятелей Дмитриева в 1818 году, уверял позже, что «в общении с женщинами он оставался девственником». О его «девственной стыдливости» стали даже слагать анекдоты, вроде вот этого: «Мол, некий высокопоставленный вельможа громко интересуется у Ивана Ивановича: «…Бывали ли вы в борделе?» А Иван Иванович еще более громко отвечает: «Не бывал, и того не стыжусь…»

Впрочем, дабы избавить от любых подозрений столь образцового государственного мужа, каким должен был остаться в истории Иван Дмитриев, тот же Иванчин отмечал, что «…юноши трех поколений в каждый период его жизни, побеседуя с ним, возвращались домой, столь же невинными…» Замечание очень верное и правильное, потому что вне зависимости от того, идет ли речь о духовном или телесном целомудрии, вирус вольнодумства, с которым всегда соседствовала и сексуальная свобода, распространялся в России XVIII – XIX веков в буквальном смысле от гувернера к воспитаннику, от учителя – к ученику…

Наверное, все было именно так и с юным Иваном Дмитриевым.

Иван Дмитриев родился в Симбирской губернии в старинной дворянской семье. Когда мальчику исполнилось восемь лет, его отдали в пансион, обучаться манерам, французскому языку, арифметике и рисованию. Пансион учителя Манженя находился в Казани, но дед Дмитриева захотел несколько месяцев пожить в уездном Симбирске, и уговорил Манженя перевести пансион туда же – для удобства. Долгое время Иван Дмитриев считался в классе самым «тупым» учеником – мальчику не давались точные науки, зато он с удовольствием занимался историей и «сочинением писем» по историческим темам. Впрочем, сочиненные «нелепости» вызывали смех старших учеников и нового учителя Кабрита…

Кабрит был натурой доброй и умной, но, как многие французы того времени, распущенной. (Вспомним хотя бы, кто открыл секреты однополого удовольствия современнику Дмитриева Филиппу Вигелю – все тот же учитель-француз). С учениками он щедро делился своими интимными успехами – ему было всего 26 лет, и он, как выразится Дмитриев в своем жизнеописании, «платил дань слабостям своего возраста». Отец «испугался последствий худых примеров» и забрал Ивана с братом из пансиона. Он решил дать детям образование под собственным руководством. Но учитель из него вышел плохой, да к тому же и Иван уже грезил похождениями. В пансионе он перечитал все сказки «Тысячи и одной ночи», «Приключения Робинзона Круза», но более всего увлекся любовными переживаниями «Истории кавалера де Грийу и Манон Леско». По этой книге Дмитриев получил представление о французской литературе и фактически изучил французский литературный язык, с помощью «Вояжирова лексикона». Да настолько хорошо, что «по охоте» вскоре смог начать переводить Лафонтена. Интересно, что мемуарах Дмитриев особо оговаривает, что «чтение романа не имело вредного влияния на его нравственность».

Образование Дмитриева было прервано пугачевским бунтом и войной с Оттоманской империей, которая началась в конце 1768 года. В русской провинции того времени, тем не менее, никаких развлечений, вроде клубов и салонов не было. Еще большей диковинкой был театр. День проходил в разговорах с «умными московскими приятелями» и карточными играми (ломбер). Мальчику-то и было всего двенадцать лет, но он уже резво вел разговоры о литературе и внимал рассказам о театре. Вскоре появилась и возможность увидеть оперу. Опасаясь, что вслед за Казанью во власти бунтовщика Пугачева окажется и Симбирск, Дмитриевы отправились в Москву. «Посещение книжных лавок было любимой моею прогулкою», – вспомнит Иван об этом времени. Здесь же он впервые увидел итальянскую оперу.