Бугагашенька - Спасенное сердце, Палачи Аида, Тилли Коул

Я подпрыгнула, когда рука Мики начала медленно поднимать мою длинную юбку, и отшвырнула его руку.

— Что ты делаешь? — сказала я в страхе, отрывая взгляд от книги.

Мика сжал губы в тонкую линию.

— Нас обучают в школе, как мы должны прикасаться к другим... как мы должны начать трогать девочек. Господь хочет, чтобы мы были ближе к нему, разделяя любовь... посредством наших тел. Посредством прикосновений к запретным частям тела. Должно ощущаться довольно хорошо. Пророк Давид приказал нам делать это.

Мика внезапно запрыгнул на меня и прижал меня к полу руками, оседлав мою талию, из-за прохладного сквозняка было очевидно, что мое платье было поднято до бедер, обнажая мой стыд. Мике было девять лет, и он был сильнее меня. Я пыталась бороться с ним, но потерпела неудачу. Внезапно его рот обрушился на мои губы, и его язык погрузился в мой рот: это было мокро и грязно. Я возненавидела это ощущение. Я быстро повернула голову, и слезы потекли из моих глаз.

— Мика, пожалуйста! — прошептала я. — Что ты делаешь? Ты меня пугаешь.

— Расслабься, сестра, я видел, как мой отец делал это с множеством женщин, и после нового откровения Пророка, с молодыми девушками. Казалось, они наслаждались этим, некоторые были не старше тебя. От этого мы становимся ближе к Господу. Ты видела картинки в моей раскраске. Пророк Давид хочет, чтобы мы были ближе друг к другу, ибо близость приводит к единству с Господом. А ты такая красивая... соблазнительная. Я хочу прикасаться к тебе, как мальчик к девочке на картинке. В моем животе и ниже странное ощущение, когда я вижу тебя. Я не могу перестать смотреть на тебя. Думаю о тебе все время, даже во сне. Все мальчики в школе говорят о тебе.

— Мика!

Громкой, злой голос раздался от двери. В одно мгновение мы с Микой замерли. Тяжелые шаги раздались по комнате и рядом с нами остановились мой отец и брат Лука.

Брат Лука поднял Мику за шиворот туники и начал кричать на него. Он ударил его по лицу. Мика затих, всхлипывая про себя.

— Ты наглый ребенок! Она еще не была одобрена Пророком для того, чтобы разделить любовь Господа! Ты понимаешь, что это означает? Ты будешь наказан! Я должен сообщить о тебе помощнику Пророка. Это воля Господа! Глупый-глупый мальчишка! Ты должен тренировать самоконтроль!

Поправив длинную юбку платья и не обращая внимания, как брат Лука отчитывает Мику, я поднялась на дрожащих ногах. Я побежала искать утешения у отца. Но когда подошла, он вытянул руку с холодным выражением на лице.

Я остановилась как вкопанная.

— О-отец?

Он просто пялился на меня. И пялился. И пялился. Страх накрыл меня. Это был ужас или я видела... отвращение?

— Я говорил тебе, что чувствовал, что в ней живет Сатана, Исайя. Она искушение для всех нас. Ее внешность... греховна. Голубые глаза, длинные светлые волосы. Скажи мне, она искушает даже тебя? — голос брата Луки был тихим... нет, обличительным.

Мой отец опустил голову, и слеза скатилась по его щеке.

— Да. Она искушает и меня. Я.... я согрешил с ней, брат Лука... я делал разные вещи... в моменты слабости. Я... — мой отец разразился слезами.

Я нахмурилась. Какие вещи? Мой отец всегда был добр ко мне и моим братьям и сестрам. Я была его любимицей. Он часто приходил ко мне в комнату и спал на моей кровати, всегда обнимал меня и показывал свою любовь. Но почему это было неправильно?

— У Пророка Давида строгие правила для таких женщин, как она, Исайя. Его совет должен быть соблюден. За час она соблазнила меня и моего сына ступить на путь зла, взять ее плотски без объявления Пророком, что пришло время сделать это. Мы определенно все должны быть наказаны из-за... нее, если бы не вмешался здравый смысл. Она создание дьявола. Я чувствую, что он живет в ее плоти. Ты знаешь, у меня есть проницательная способность замечать, когда и где творится зло.

Плечи моего отца напряглись.

— Но...

Брат Лука многозначительно посмотрел на моего отца, прерывая его, когда произнес пугающие слова:

— В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть.

Мой отец медленно опустил голову и резко выдохнул:

— Иаков 1:13-18.

Шагнув вперед, я потянула подол длинной белой туники моего отца.

— Отец, что я сделала не так? Почему ты произнес такое писание?

От него не последовало никакого объятия, никакого утешения, когда он отбросил мою руку. Было больно, и я сразу же прижала руку к груди.

Наклонившись, он посмотрел мне прямо в глаза, когда начертил крест на моем лбу, его лицо было красным, пока он плакал и говорил:

— Я изгоняю тебя, Сатана! Твое искушение не должно расцвести здесь, в Раю Господнем на Земле. Я согрешил достаточно из-за тебя! Я отрекаюсь от тебя как от своей дочери. Ты не моя плоть и кровь. Отродье Вельзевула, ты, живое воплощение греха!

Мои глаза расширились, дыхание замедлилось, и я начала неконтролируемо дрожать, услышав слова отца.

Я... рождена дьяволом?

Господь... пожалуйста... пожалуйста... помоги мне!

***

— Иди туда и не смей выходить!

Я смиренно кивнула головой, отошла от брата Луки, дрожа, и отправилась на небольшую кровать в свою комнату.

Мой отец и брат Лука притащили меня домой без слов объяснений и бросили в этой комнате. Я была напугана. Они обращались со мной, будто я была грешница, но я не понимала, что сделала.

Плюхнувшись на кровать, я натянула длинную юбку на колени и зарыдала.

Я не знала, как долго находилась в своей комнате, пялясь в потолок. Я слышала, как двери открывались и закрывались, слышала низкий тембр мужских голосов, говоривших в гостиной, и женский плач в соседней комнате. Через толстые стены я не могла отчетливо слышать, что они говорили.

Прошло еще больше времени, голоса утихли, и дом погрузился в тишину. Наступила ночь, опустилась тьма, и моя комната освещалась только светом луны: узкие маленькие лучи проникали через небольшое окно в северной стене.

Я лежала на кровати, истощенная и озадаченная, когда ручка моей двери начала поворачиваться. Задержав дыхание, раздумывая, кто пришел, я выдохнула от облегчения, когда это оказалась моя сестра Фиби.

— Сестра? — прошептала она и на цыпочках подошла к моей кровати. Я мгновенно села и улыбнулась. Я любила свою сестру, она была старше меня на несколько лет, но была лучшей подругой. У нас были разные матери — у моего отца было много жен, — но мы разделяли тот же набожный характер.

Когда взгляд Фиби встретился с моим, она замерла. Тревога появилась на ее хорошеньком личике, и она заправила за ухо прядь рыжих волос. Она была одета в длинную белую ночнушку, а ее волосы были распущены. Только ночью нам позволяли освобождать наши волосы из чепцов.