Unknown - Miropolskiy I fb2

На улице замёрзших израильтян сменила другая четвёрка, вставшая на караул у входа в бомбоубежище. Слева из-за угла заводской стены вывернула машина и двинулась в сторону караульных. Они проводили взглядами проплывший мимо «лендровер» с одиноким водителем.

Салтаханов ехал не спеша. Заднее стекло с его стороны было опущено: так Псурцеву было удобнее держаться за дверь, стоя снаружи на пороге и спрятавшись за бортом.

Генерал спрыгнул на землю, когда припаркованные фургоны израильтян закрыли «лендровер» от караульных. Он вышел из-за машин с поднятыми «стечкиными» и, не останавливаясь, открыл стрельбу с обеих рук одновременно.

Два полных магазина, сорок патронов короткими очередями на четыре цели с расстояния в несколько метров – для такого профессионала, как Псурцев, это была роскошь. Гильзы прозвенели об асфальт громче выстрелов: глушители генерал вкрутил не зря. Через несколько секунд изрешечённые охранники лежали у стены. Псурцев, подойдя вплотную, всадил последние пули каждому в голову и потрусил обратно к дороге...

...а Салтаханов сдал назад, остановил машину за фургоном, припаркованным рядом с вентиляционной будкой бомбоубежища, выскочил наружу и бросил в салон пальто.

– Быстрей, быстрей! – подгонял Псурцев.

Он открыл багажник, выдернул оттуда две небольших сумки цвета хаки и сунул одну в руки Салтаханову. В сумках лежали новенькие армейские противогазы. Раньше Салтаханову такие не встречались. Пока он крутил в руках маску, соображая, что к чему, Псурцев уже надел свой противогаз и, подхватив из багажника два тяжёлых баула, перенёс их к вентиляционной будке.

Салтаханов наконец справился с противогазом. Теперь они с генералом были похожи на киношных гуманоидов: чёрные головы, вытянутые глаза на пол-лица, зелёные круглые коробки фильтра слева и торчащий вперёд хоботок переговорного устройства.

– Тебя только за смертью посылать, – мембрана смешно исковеркала голос генерала, когда Салтаханов приволок ещё два баула из багажника. – Дверь на прицеле держи!

Салтаханов схватился за пистолет, а Псурцев вынул из баулов и разложил возле будки полтора десятка стальных баллонов сантиметров по сорок в длину – похожих на огнетушители, но неярких цветов. Длинным капроновым стропом генерал принялся связывать их горловины.

Стоя в костюме на ветру, Салтаханов не чувствовал холода. Он поглядывал то на дверь, то на Псурцева – и дивился, как ловко работает генерал. Закончив, тот нашарил в опустевшем бауле лом-гвоздодёр и сковырнул с будки одну из вентиляционных решёток.

– Теперь краники, – прохрипела мембрана.

Салтаханов положил Glock на асфальт, и в четыре руки они с генералом пооткрывали краники на головках баллонов. Из штуцеров с шипением хлынул газ.

– Помогай! – крикнул Псурцев, хватая строп.

Связка лязгающих баллонов опустилась в шахту вентиляции. Генерал закрепил конец стропа и взглянул на часы.

– Четыре минуты с хвостиком; оценка «хорошо», – заключил он. – Пара тренировок, и было бы «отлично». Можно покурить и оправиться... Э-э, маску не снимай! И никогда не клади оружие на землю. Понял? Никогда!

Салтаханов поднял пистолет с асфальта и протёр ладонью.

– А куда его было девать? – Есть несколько мест на выбор, – Псурцев хрюкнул, насмешливо глядя через огромные стёкла маски; во время возни с баллонами он сидел спиной к двери, но пистолет ухитрялся держать под мышкой, стволом в направлении вероятного противника. – Дверь на прицеле, забыл? – Не забыл, – обиделся Салтаханов. – Если Одинцов первым выйдет, всё равно стрелять? По ногам? – В голову, они в брóниках могут быть, как эти, – генерал покосился на расстрелянных караульных. – Только Одинцова первым не пустят. И никого из троицы. Кроме них, там ещё бойцов человек десять. Или ты думаешь, это кружок юных любителей истории?

– Хотя, – Псурцев снова глянул на часы, – если до сих пор не вы

шли – теперь уже не выйдут. Ещё чуток ждём для верности, и вперёд. Салтаханов кивнул на будку.

– Что-то усыпляющее? – Ага, местная анестезия, – генерал снова глумился. – Газ нервнопаралитический. «Норд-Ост» помнишь? Вентиляция приточная, сосёт по-взрослому. Разок-другой вдохнул – брык! – и всё. – Там же фильтры есть, наверное. – Против этого? Не-а, – Псурцев помотал чёрной резиновой головой. – Без шансов. Я им такой коктейль замесил... Мёртвые тела от входа убрали за дверь. Салтаханов старался не смотреть на изуродованные окровавленные лица. Генерал велел ему спускаться в бомбоубежище первым, обронив армейскую присказку: – Лучше новичка за спиной хуже нет. Ещё подстрелишь меня сдуру.

Сердце колотилось у Салтаханова в горле. Пот струился по лицу под маской, разъедал солью губы и заливал глаза. Прижатая противогазом гарнитура резала ухо. Звуки скрадывал бетон лестничного хода: Салтаханов слышал только собственное пыхтение через фильтр. Ступени круто убегали вниз, рукоять пистолета намертво влипла в ладонь...

Псурцев перешагнул через тело смотрителя тира, лежавшее поперёк дороги почти у лестницы, оглядел подземелье и убрал «стечкины» в кобуры.

Газовая атака захватила гостей врасплох. Люди рухнули, кто как. И только троица ничком уткнулась в пол рядом с креслами, как будто падала со своих мест по команде: Одинцов накрыл собой Мунина и Еву, держа их за плечи.

– Красавец! – прохрипел генерал и, выхватив из кармана пригоршню шприц-тюбиков с антидотом, быстро сделал уколы всем троим прямо через одежду. – Они живы? – спросил Салтаханов. – Бог даст, очухаются. Сажаем!

Салтаханов понял, чем восхитился Псурцев. Многие при отравлении газом гибнут не от яда, а от удушья: завалившийся язык перекрывает гортань. Одинцов спас компаньонов, уложив лицом вниз до того, как сам потерял сознание.

Безвольные, словно резиновые тела оказалось не так-то просто поднять: даже могучий генерал крякнул, когда они вдвоём с Салтахановым взялись за Одинцова.

Троицу посадили обратно в кресла, привалив плечами друг к другу так, чтобы головы не запрокидывались. Очки Мунина хрустнули под каблуком генерала. Псурцев обыскал Одинцова и забрал пистолеты.

Среди лежащих вповалку израильтян Салтаханов узнал Владимира и предложил генералу:

– Давайте антидот, остальным я сам вколю. – Ты мать Терезу из себя не корчи, – мрачно посоветовал Псурцев. –

Нам нужны эти трое. А остальные... Он махнул рукой.

– Проветрить здесь не мешало бы, вот что.

На стене краснела кнопка в коробке под стеклом с надписью «Разбить при пожаре». Псурцев врезал по стеклу локтем. Где-то загудел электродвигатель, послышалось тихое журчание – и через несколько секунд из форсунок на потолке во все стороны ударили тонкие струи воды. Генерал удовлетворённо кивнул. – Вот что значит военные люди! Положена объекту система пожаротушения? Будьте любезны – работает. Салтаханов прижался к стене, пытаясь укрыться от холодного душа. – Ничего, – утешил его Псурцев, – не сахарные, не растаем. Зато воздух родины станет чище. Впрочем, несмотря на куртку с капюшоном, понапрасну мокнуть он тоже не стал и последовал примеру Салтаханова... ...а тот использовал передышку, чтобы осмыслить ситуацию, – до сих пор времени не было, всё происходило слишком быстро. Ситуация выглядела хреново, как ни посмотри. Салтаханов начал прикидывать ещё менее радостные перспективы, но его снова отвлёк Псурцев: – Вон он, родимый! Душ с потолка иссяк так же быстро, как начался. Ковчег стоял в луже грязной воды: потоком с него смыло налипшую землю.