Джулианна Киз - Под вопросом

Я переодеваюсь в джинсы и футболку, тороплюсь через холл, чтобы сполоснуть лицо и почистить зубы, наношу тушь и блеск для губ и собираю свои вещи. Замираю на верхней ступени, прислушиваясь к голосам, но в этот час дом по-прежнему тих. Как можно быстрее спускаюсь на цыпочках, и сердце колотится в груди, когда я никем не замеченная выбираюсь на улицу. Две другие девчонки с тем же сочетанием наспех собранной сумки для ночевки и моих обычно буйных волос, крадущиеся из других домов братства, кивают мне словно сообщнице по преступлению. Я киваю в ответ, несмотря на то что внутренне съеживаюсь. Потому что в прошлом году это была я. Кучу раз.

Я еду домой, но затем меняю маршрут, уверенная, что какой бы бардак они не сотворили прошлой ночью, он до сих пор не убран. Вместо этого я разворачиваюсь и еду в город, паркую велосипед у небольшого кафе и направляюсь внутрь, чтобы заказать омлет. Сочетание отличного сна и всепоглощающей жалости к себе сделало меня голодной. Достаю ноутбук и погружаюсь в изучение английской литературы, и выныриваю в мир только когда официант спрашивает, не нужна ли мне четвертая чашка кофе. Уже почти полдень, а я обещала себе, что соберу сегодня стол и кровать. Отказываюсь от кофе. Какой бы ужас не ждал меня дома, время встретиться с ним лицом к лицу.

Оплачиваю счет и еду домой, воздух позднего лета свеж и чист. Обычно по утрам выходных на кампусе Бернема безлюдно, студенты отсыпаются после вчерашних загулов, и я миную всего горстку людей, когда кручу педали вдоль покрытой листвой обочины.

Когда я приезжаю, в квартире тихо. Пристегиваю велосипед к перилам, прежде чем устало затащиться по ступеням и скользнуть ключом в замок. У парадной двери опрятно: изобилие обуви для бега, принадлежащей Келлану, расставлено в ряд у одной стены, а две моих пары с другой. Пристраиваю к ним свои ботинки и взбираюсь по ступеням в гостиную, ожидая обнаружить дюжину незнакомцев, спящих на полу, но там только Кросби, с тряпкой для пыли в одной руке, вытирает кофейный столик.

– Привет, – говорю я. В ответ тишина. Понимаю, что он в наушниках, и говорю еще раз, громче. По-прежнему ничего. Я подхожу и похлопываю его по плечу. Он подпрыгивает и так быстро разворачивается, что мы оба вскрикиваем и, споткнувшись, отлетаем назад. Я к телевизору, шлепнувшись о него лопаткой, а он хватается за диван, удерживая равновесие.

– Черт, Нора! – со смехом сконфуженно восклицает он, выключая mp3 плеер и засовывая его в карман. Он в джинсах и расстегнутой белой рубашке поверх майки, босой, короткие волосы взъерошены, а щеки розовые из-за недавней встряски.

– Ты напугала меня.

– Прости. – Я стараюсь не рассмеяться, но все же не могу сдержать смешок. – Я сказала «привет».

Он приподнимает бровь.

– Я не слышал тебя.

Оглядываюсь на пустоту вокруг. Двери в обе спальни закрыты.

– Все ушли?

– Да. Недавно.

– Как вечеринка?

– Довольно грандиозно.

Я медленно разворачиваюсь, осматривая комнату. За исключением двух полных мешков с мусором, ожидающих на лестнице, мусорной корзины, переполненной бутылками, и известного фото Памелы Андерсен на развороте «Плейбой», прикрепленного к стене, квартира выглядела как обычно. И пахла чистящим средством.

– Что ты сделал такого, что на тебя свалили уборку?

Он пожимает плечами.

– Так получилось. – Он замечает Пэм. – Дерьмо. – Торопится к стене и срывает изображение в натуральную величину.

– Ты и за декор отвечал?

Он краснеет:

– Типа того.

Я передаю ему ключи.

– Спасибо. Я сфотографировала все твои вещи, чтобы выложить на eBay.

– Здорово. А я сдержал свое обещание – никто не заходил в твою комнату кроме меня и парочки стриптизёрш. – Я свирепо смотрю на него, а он мило улыбается. – Тебе нужны новые простыни.

Я направляюсь к своей двери.

– Знаю, что ты разыгрываешь меня, но все равно проверю.

Делаю вдох и поворачиваю ручку. Комната в том же состоянии, в каком я ее оставила.

– Кстати, об этом.

Я подпрыгиваю. Кросби прямо за мной. Так близко, что я чувствую его дыхание на своих волосах, когда он говорит. Не шевелю ни одним мускулом, и каждая вероломная клетка моего тела не желает отходить, хоть я и знаю, что должна.

– О чем? – слышу себя, застыв, как вкопанная...

– Об этом. – Он распахивает дверь и жестом указывает на мою жалкую обстановку. – Почему ты до сих пор не собрала мебель?

Я слегка сникаю, разочарованная. Не знаю, что я ожидала услышать. «Об этой странной химии, которая, кажется, есть между нами. О том факте, что только я остался в твоей квартире, а ты прошлой ночью спала в моей постели. Что мы будем делать с этим?»

Я прочищаю горло.

– Это в списке моих ближайших дел?

– Тебе требуется мужская рука?

Странное покалывание начинается в моих ступнях, поднимается по ногам и сходится в одной точке между бедер. Есть кое-что, где мне понадобилась бы рука, Кросби...

И в прошлом году я бы так и сказала. Но в этом году? Обновленная версия Нора-Боры? Даже после трех месяцев воздержания? Она скажет нет.

– Если ты не возражаешь.

Он хлопает ладонями по бедрам.

– Я не возражаю. Мне нравятся такие штуки.

Я душу на корню странное теплое чувство, которое норовит расцвести, словно оно сорняк, который нужно вывести. Это нелегко, и, может, один или два побега останутся, но я работаю в этом направлении. Особенно когда Кросби снимает рубашку и остается в джинсах и белой майке, а его мышцы напрягаются, когда он хватает коробку с деталями моего будущего стола и кладет на пол.

– У тебя есть канцелярский нож?

– Конечно. Я держу один такой под подушкой.

У него уходит несколько секунд, чтобы понять, что это сарказм.

– Зануда. – Он корчит мне рожу. – У Келлана есть ящик с инструментами под раковиной. Не хочешь принести?

Я возвращаюсь с ящиком, а затем присоединяюсь к Кросби на полу, когда он открывает коробку и находит инструкцию. К моему удивлению, он читает ее. Или, правильнее сказать, рассматривает, потому как на ней нет слов. В любом случае он не старается притвориться, что знает все, словно он мастер-сборщик столов. Закончив с инструкцией, откладывает ее в сторону и начинает собирать детали, говоря мне, что подать, что найти, что делать. Я должна бы быть раздражена, но мне очень не хотелось делать этого самой, поэтому совсем не возражаю. И после целого лета одиночества вроде как приятно с кем-то пообщаться.

– Чем занималась прошлым вечером? – спрашивает он, губами сжимая два шурупа, которые положил в рот, пока вкручивал в дерево третий.

– Особ ничем. – Я концентрируюсь на том, чтобы держать доску под углом в девяносто градусов, чтобы мой стол не кренился. – Просто работала, а затем отправилась спать.