Бертрис Смолл - Бьянка, благочестивая невеста

— В таком случае готовы ли вы принять единственно истинную веру? — спросил Медичи, заранее зная ответ. — Вы — неверный, а потому никогда не получите права жениться на синьоре, о которой идет речь. Сожалею, но такова суровая правда жизни. Верю, вы достаточно разумны, чтобы ее принять.

— Я позволю жене сохранить свою веру — так же, как мой мудрый предок султан Орхан позволил своей супруге, в прошлом византийской принцессе, — проговорил Амир.

— Греческая церковь — это еретическое отклонение от учения святой матери-Церкви, — благостно пояснил Медичи. — Здесь, на западе, принцессу всегда воспринимали не иначе как наложницу вашего прародителя. Если вы женитесь на своей возлюбленной, она окажется в таком же положении, и семья от нее отречется. Она никогда больше не увидит родных, умрет для них. Вы желаете ей такой судьбы?

Амир внезапно испугался за Бьянку.

— Где она? — с тревогой спросил он. — С ней не случилось ничего плохого?

— Не волнуйтесь, друг мой. Никакого вреда синьоре не причинили и не причинят, — успокоил Медичи. — Я отправил отряд своей личной охраны в Люче Стелларе, чтобы доставить интересующую нас персону в дом ее родителей. Вилла будет надежно заперта, а слуги получат годовое содержание и отправятся туда, откуда пришли. Ну а семья объяснит заблудшей овечке мудрость принятого решения и позаботится о новом браке для нее — разумеется, более удачном. Никакого вреда синьора не претерпела, ведь ко времени вашего с ней знакомства уже была вдовой, а вовсе не девственницей. Если связь не принесла плодов — а это вскоре выяснится, — то уже в ближайшее время она покинет Флоренцию ради нового замужества. Что же касается вас, многоуважаемый друг, то вам придется остаться здесь, в Палаццо делла Синьориа, и дождаться приказа султана о возвращении на родину. — Медичи замолчал, поднес кубок к губам, сделал долгий глоток и только после этого продолжил:

— Мне крайне неприятно действовать подобным образом, однако поговаривают, что буквально через несколько дней некий корабль должен был отплыть от вашей виллы и взять курс к берегам Турции. Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем допустить похищения дочери уважаемого гражданина Флорентийской республики. Скандал поставил бы под угрозу судьбы младших сестер вашей избранницы. Вот почему вам лучше остаться здесь и дождаться приказа дедушки о возвращении на родину. Надеюсь, он не слишком на вас рассердится. Впрочем, слышал, что вы — любимый внук султана, так что небольшая шалость не послужит причиной серьезной немилости.

— Осмелюсь попросить об одолжении, — заговорил Амир после долгого молчания. — Не позволите ли моему рабу Крикору наведаться на виллу и забрать собаку? Я очень люблю своего Дариуса, ведь вырастил его из крошечного щенка и привез сюда из Турции. Хотелось бы вернуться домой вместе с верным товарищем.

— Конечно, конечно, — с готовностью согласился Медичи. Он считал, что любимая собака — обязательный спутник человека. — В отличие от вас раб в передвижении не ограничен; может даже привести к вам куртизанку: это позволительно. Говорят, среди этих дам вы пользуетесь огромной популярностью. Предупредите, однако, Крикора, чтобы не пытался связаться с синьорой, которую мы старательно оградили от сплетен, друг мой. Если попадется, то будет сурово наказан. В данном вопросе никаких послаблений не будет.

— Понятно, — ответил Амир. — Я слишком дорожу своим слугой, чтобы подвергать его опасности.

Лоренцо Великолепный встал.

— В таком случае оставляю вас и желаю терпения.

— Как! — с напускным негодованием воскликнул Амир. — Даже не дадите возможности обыграть вас в шахматы?

Медичи засмеялся.

— Как-нибудь в другой раз. И так задержался дольше, чем планировал. Сегодня я еще не ездил верхом, а ведь вам известно, насколько важны для меня движение и свежий воздух. — Медичи нетерпеливо переступил с ноги на ногу. — Надеюсь, когда-нибудь составите мне компанию. Знаю, вы человек активный и вряд ли захотите сидеть в четырех стенах. — Он повернулся и пошел к двери.

— Вам все равно не удастся заставить ее снова выйти замуж, — негромко, но уверенно проговорил пленник в спину тюремщику.

Медичи обернулся.

— В конце концов у нее просто не будет выбора. Должно быть, вам уже доводилось встречаться с ее матерью: рано или поздно Орианна настоит на своем.

Вершитель судеб ушел, оставив принца Амира ибн Джема наедине с сомнениями. О да, синьора Пьетро д’Анджело необыкновенно настойчива, и все же ему не верилось, что она сможет изменить твердое решение дочери.

Принц не ошибся. Орианна действительно оказалась беспомощной перед воздвигнутой Бьянкой невидимой, но непреодолимой стеной. Вернувшись домой, старшая из дочерей торговца шелком категорически не желала разговаривать с матерью — даже несмотря на оказанный семьей сердечный прием. Ела только в своей комнате, да и то очень мало: ограничивалась самым необходимым, а некогда любимые деликатесы, которыми ее пытались задобрить, равнодушно отсылала обратно на кухню. Начала худеть на глазах — притом что никогда не отличалась полнотой. Прекрасные черные волосы истончились, стали ломкими и утратили блеск.

Орианна не знала, что делать.

— Почему никак не хочешь понять, что мы желаем тебе только добра? — в отчаянии воскликнула она однажды.

Бьянка промолчала и даже не посмотрела на мать.

Орианна окончательно вышла из себя.

— Неблагодарная! — закричала она.

Бьянка равнодушно пожала плечами, молча повернулась и пошла прочь. Подобной дерзости в доме Пьетро д’Анджело еще не случалось.

— Отправлю тебя в самый строгий монастырь! Может, хотя бы там разум вернется! — не унималась мать. — Прикажу каждый день бить и держать на хлебе и воде!

Бьянка наконец-то обернулась.

— Везде, где не будет слышно вашего визга, синьора, воцарится райское блаженство.

Эти слова стали первыми за целый месяц, проведенный дома.

От неожиданности Орианна утратила дар речи и упала на руки горничной.

— Грубая девчонка! — возмутилась Фабиа.

— Если и так, то научилась у твоей госпожи, — холодно ответила Бьянка.

Мать издала странный звук, больше похожий на мышиный писк, чем на человеческий голос.

Бьянка засмеялась.

— С вашего позволения пойду к падре Бонамико и исповедуюсь в грехе дочерней непочтительности.

Орианна лишь слабо кивнула. Может быть, священнику удастся внушить непокорной хоть малую толику здравого смысла.

Бьянка позвала Агату. Обе надели плащи с капюшонами, чтобы остаться неузнанными, и отправились через площадь в церковь Санта-Анна Дольче. Отыскали пожилого священника, и Бьянка попросила ее исповедать.

— Простите, святой отец, ибо я согрешила, — начала она.