Вадим Полищук - Лейтенант Магу-2

— Где он? — начал терять терпение Алекс.

— В лазарете, господин лейтенант.

Офицер решительно направился к месту расположения полковой медицины, солдат не без труда поспевал за ним.

По дороге к лазарету в голову лейтенанта начали лезть нехорошие мысли. Вряд ли раненый из солдат, а среди местных у него был только один знакомый. Алекс постепенно начал ускорять шаг. За ним, придерживая сползающую с плеча винтовку, трусил солдат.

Едва войдя в лазарет и встретив полкового эскулапа, офицер понял, что опоздал.

— Я могу на него взглянуть?

— Конечно. Пойдемте лейтенант.

Труп уже успели убрать, он лежал на полу в какой-то крохотной каморке с узким окошком, приспособленной под морг. Шохада Алекс узнал не сразу. И дело было не только в недостатке света, и в том, что смерть меняет облик людей.

— Что с ним?

— Его били, — пояснил врач, — и пытали. И тот, кто это сделал, явно знал, как это делается. Потом его ударили ножом в печень и бросили умирать, но он прожил дольше, чем они рассчитывали. Утром похолодало, он и пришел в себя. Выполз на дорогу, буквально под ноги нашему патрулю. Наши хотели его дострелить, чтобы не мучился, но он назвал ваше имя. Вот его сюда и принесли. И верблюд караванщика куда-то пропал.

Лейтенант отодвинул отворот заляпанного грязью и кровью халата, потом поднялся на ноги, шагнул к двери и высунул голову в коридор.

— Эй, рядовой! Ко мне, бегом!

— Я здесь, господин лейтенант!

— Быстро в казарму первой роты. Поднимешь унтер-офицеров Фелонова и Ивасова, затем с ними сюда.

— Слушаюсь, господин лейтенант!

— Да, пусть оружие возьмут.

Спасти караванщика уже нельзя, но можно отмстить.

— Доктор, он что-нибудь еще успел сказать?

— Да, все время повторял "Им нужен солнечный свет". И еще что-то по своему.

— Солнечный свет?

— Солнечный свет, — подтвердил врач, — и на бред это было не похоже.

Знать бы еще, что это означает. Ладно, потом. Для начала Алекс решил осмотреть место, где нашли Шохада и поискать, где его пытали.

— Что с ним дальше делать лейтенант? Надо бы его родственникам сообщить.

— Нет у него родственников. Да если бы и были… Не возражаете, если он некоторое время полежит тут, хотя бы до обеда.

— Пусть лежит, — пожал плечами эскулап, — но я бы на вашем месте не затягивал, днем в этой каморке жуткая духота.

Попрощавшись с доктором, офицер вышел наружу, глотнул утреннего воздуха. Местное строение уже начало пропитываться ничем неистребимыми запахами руоссийского полкового лазарета. А вот и господа унтер-офицеры спешат. Фелонов даже тесак нацепил.

По счастью, оба унтера похмельем не маялись, а потому, соображали быстро. Разъяснив подчиненным ситуацию, лейтенант пресек попытку унтеров посмотреть на Шохада.

— Успеете еще попрощаться, есть более срочное дело. Рядовой, ты был в патруле, который его обнаружил?

— Так точно, господин лейтенант!

— Место показать сможешь?

— Так точно, господин лейтенант!

— Тогда, веди.

Спустя четверть часа они были на месте обнаружения караванщика. Лейтенант носком сапога разгреб дорожную пыль, в которой виднелись темные комки. Унтеры "обнюхали" окружающую местность, солдатик неловко толкался около офицера, ожидая, когда все закончится и его отпустят в казарму отсыпаться.

— Ну что?

— Вот здесь его бросили под забор, отсюда он выполз на середину улицы.

— Больше никаких следов?

Фелонов отрицательно покачал головой.

— Остальное наши своими сапожищами затоптали.

Похоже, на эту улицу караванщика привезли или принесли, знать бы еще откуда. Но били и пытали его где-то неподалеку, ночью ворота в Верхний город закрыты и охраняются руоссийскими солдатами, потому его и бросили здесь. Для очистки совести вытащили хозяев ближайших домов, но объясниться с ними толком не удалось. Все только бородами качали и руки разводили — ничего не видели, ничего не слышали.

Между тем, солнце успело взобраться довольно высоко и начало основательно припекать. Лейтенант стянул с головы фуражку, стер со лба пот.

— К черту! Ничего мы здесь не узнаем. Пошли обратно.

— А как же Шохад?

— Без знания языка и местных реалий мы ничего не сможем. Пошли.

Унылая процессия потянулась обратно в расположение полка. Только замыкавший ее рядовой был доволен завершением следствия по делу об убийстве караванщика Шохада.

— Ваша милость, подайте немощному старцу.

Скрипучий старческий голос вырвал Алекса из глубокой задумчивости. Лейтенант резко остановился и повернулся к шеренге грязных, вонючих нищих, примостившихся в тени стены какого-то здания. Увидев, что офицер остановился, ближайшие попрошайки дружно протянули к нему свои грязные грабли. Кто из них?

— Подайте, ваша милость…

Такой же прокопченный солнцем, как и все остальные, выцветшие старческие глаза, жидкая седая бороденка, драные лохмотья, прикрывающие набор обтянутых кожей костей. А вот форма носа, разрез глаз…

— Фелонов!

— Я, господин лейтенант!

— Возьмите этого… Я сказал взять, а не схватить!

Унтеры тут же умерили служебное рвение.

— Накормить, отмыть…, - до лейтенантского носа добралась источаемая нищим вонь. — Нет, сначала отмыть, потом накормить и привести ко мне.

— Слушаюсь, господин лейтенант!

— И халат какой-нибудь найдите.

Через два часа отмытый, сытый и ошарашенный внезапной переменой в своем существовании старик предстал перед офицером.

— Как тебя зовут?

— Камал, ваша милость.

— А по руоссийски?

— Не помню, ваша милость, я здесь с малолетства.

— Прекрати называть меня "милостью". Сколько лет ты в Гохаре?

— Да разве упомнишь, ваша ми… Почти всю жизнь.

Алекс обратил внимание, что у старика с правой стороны все зубы на месте, а слева зияет большая прореха.

— А чем ты в Гохаре занимался?

— Мальцом у городского кади, это судья местный, в доме прислуживал. Как подрос, хозяин хотел меня евнухом сделать и в гарем продать. Я, как узнал, сразу сбежал.

— Долго бегал?

— Два дня, ваша… Потом поймали.

— Били?

— Само собой, — нищий машинально коснулся левой щеки, — чуть не убили. После этого, в гарем-то я уже не годен был, так кади меня баю в аул продал. Лет тридцать в поле работал. Потом средний сын бая при дворе эмира большим человеком стал, в верхнем городе дом купил. Вот меня туда слугой и определили. А как сил у меня совсем не осталось, так меня за ворота и выставили. С тех пор подаянием и живу. Лет пять уже, а может, шесть.

— Понятно.

Лейтенант несколько секунд рассматривал старика, размышляя, насколько он может быть им полезен. Впрочем, другой кандидатуры все равно не было и в ближайшее время не предвиделось.

— Тут дело такое, одного нашего друга сегодня ночью убили. Родни у него нет. Надо бы похоронить по местным обычаям, да мы не знаем как. Может, подскажешь что?