Савин Влад - Морской волк – 8. Сумерки богов

И черт знает откуда взялась еще одна эскадрилья русских, свежая, не уставшая, с полным боекомплектом! К своему ужасу, Эрих оказался в самой гуще воздушной "собачьей свалки". Едва удалось вырваться и вывести своих - восемь из двенадцати! Русские же набросились на Рогова, в эфире были вопли и брань, первая эскадрилья погибала в неравном бою - спасшись от полного истребления лишь тем, что русские переключили внимание на подошедшие бомбардировщики. Надо было сразу уходить домой, оправдавшись, что горючее на исходе - нет, захотелось все же прибавить счет, будто нельзя было просто заявить о сбитых, кто бы проверил? Соблазнился, что на этот раз никаких неожиданностей быть не должно - внимательно оглядел небо вокруг, и всем приказал смотреть. Сейчас завалим двух-трех русских, и с чистой совестью на базу!

Сбить удалось лишь одного. А выскочить самим уже не получилось - к ужасу, Хартман понял, что русские истребители быстрее, и их было больше! Ввязываться с ними в маневренный бой означало смерть - скорее удирать, русские будут бить тех кто сзади, не меня! К чертям всех - если он, национальный герой Рейха, уцелеет, то это уже будет успех Германии! В следующий раз я буду умнее - а сейчас надо спасать свою шкуру!

Спасти не удалось. Двое русских висели на хвосте, как тогда, под Орлом! И куда-то пропали все парни из эскадрильи! И никак не выходило оторваться - русские сокращали дистанцию, и Хартман с ужасом представил, как узкие азиатские глаза уже смотрят на него через прицел. Сейчас они откроют огонь, и его, Эриха Хартмана не будет! Вот они уже стреляют - нет, не хочу умирать! И как тогда, он перевернул самолет и вылетел из кабины, высота была не больше пятисот, но парашют раскрыться успел.

А после, качаясь на волнах в надувной лодке, Хартман, помимо радости спасения, почувствовал злость и обиду. На фюрера, еще вчера бывшего для него гениальным вождем! Ведь если для истинного германского солдата, война, это такая же профессия, как любая другая - то хороший вождь должен обеспечить солдату возвращение домой с победой, славой и добычей, войне положено быть выгодным делом, иначе зачем она нужна? И дураку ясно, что никаких земель и рабов на Востоке не будет, Францию бы удержать, заключив мир - если же это не удастся, то сжалься над нами небо! Хотя после той, прошлой войны никто не истреблял германскую нацию - но и русские тогда не были в числе победителей, что же сейчас сделают с цивилизованной Европой дикие азиаты, в руки которых Хартман попал однажды под Орлом, не хотелось и думать!

Становилось холодно, и солнце было уже низко над горизонтом. Эрих с беспокойством подумал, что его могут и не найти! И его закоченевший труп так и будет плавать в этом море, до скончания веков, если его не сожрут акулы - хотя, вроде бы они не водятся в Средиземном море? Рассказывали, что в числе погибших на "Сатурнии" был очень много таких, слишком поздно найденных - и несколько суток спустя вылавливали мертвые тела в спасательных жилетах! Маленькую лодку на волнах так трудно заметить - неужели я спасся из обреченного самолета лишь затем, чтобы замерзнуть здесь?

Судьба спасла его и второй раз, прямо на него и совсем низко летел "дорнье". Гидроплан сел рядом, стрелок и бортмеханик помогли Эриху забраться в люк, дали фляжку с ромом, и одеяло. И Хартман снова поверил, что жизнь прекрасна. В грузовом отсеке был еще один спасенный, стрелок с "Юнкерса", совсем мальчишка, как и бортмеханик летающей лодки, они восторженными глазами смотрели на Эриха Хартмана - легенду люфтваффе. Второй член экипажа спасателя был уже сединой, лет под пятьдесят, с обер-фельдфебельскими погонами, этот смотрел равнодушно, больше озабоченный тем, чтобы скоре долететь, а вдруг вернутся русские истребители?

Летающая лодка качнула крыльями, стала снижаться. Уже прилетели? Нет, герр майор, сейчас еще кого-то подберем. Черт возьми, ну отчего еще не стемнело, когда всякие неудачники, плавающие в море, уже не видны? А если сейчас и в самом деле появятся русские - его, Хартмана, жизнь ценее для Рейха, чем жизни всех тех, кто там, внизу! Но ведь не прикажешь этим, лететь и не замечать - сошлются на устав и инструкцию, и будут правы, лишь себя в глупое положение поставишь!

-Это русский! - крикнул бортмеханик - будем брать?

Отличить было просто: парашют, неотцепленный от лодки (его обычно использовали как парус, или плавучий якорь) был белого цвета (у немцев - цветной). Было и множество других различий, заметных вблизи - особенно для экипажа самолета-спасателя, привыкшего подбирать с воды и своих, и чужих. Согласно инструкции, врага можно было и не брать на борт - смерть от холода, голода и жажды на плоту в море была гораздо мучительнее, чем от пулемета, так что развернуть турель и дать очередь было бы не зверством а актом милосердия. Но пленный тоже представлял некоторую ценность, как источник разведданных - а потому, русского втащили на борт, избавив от пистолета и планшета. Строго по инструкции полагалось, положить пленного лицом в пол, связать руки, тщательно обыскать, и до приземления держать в таком положении, под присмотром вооруженного караульного. Но у седого обер-фельдфебеля было иное мнение, на пятом году второй великой войны. Не было ни единого случая, чтобы спасенный проявлял враждебность к экипажу - поскольку в авиации не служат дураки и самоубийцы, зачем бессмысленно отягощать свою судьбу? А янки и британцы специально указывают своим, не сопротивляться, а то в следующий раз спасать не будут, с русскими же экипажи 7го спасательного отряда люфтваффе прежде не встречались. Так что - оружие у пленного отняли, люк закрыли, самолет взлетел - и никуда уже русскому не деться! И даже если у него где-то припрятан второй пистолет - стрелять внутри кабины, на болтанке, когда пуля запросто может повредить что-то важное, стал бы лишь самоубийца. Ведь даже перестреляй он весь экипаж, что бы он стал делать с управлением совершенно незнакомого самолета?

Что ж, это даже лучше, что русского не расстреляли в воде! Потому что он, Эрих Хартман, сейчас увидит, как этот недочеловек будет валяться у него в ногах, умоляя о пощаде! Подобно тому, как он, Хартман, раньше наслаждался стрельбой по выпрыгнувшим с парашютом, это позволяло загнать вглубь собственный страх - но после это мерзкое липкое и холодное чувство неизменно возвращалось, причем росло! А пьянящее чувство власти над чужой жизнью, ощущения чужой беспомощности, притуплялось с каждым разом. Проклятый (и любимый) наркотик требовал новых способов удовлетворения жажды крови. Теперь Хартман отлично понимал "берсерка" Тиле, которого интересовало не просто уничтожение врага, но лицезрение его мучительной агонии. Конечно, Тиле был тот еще псих, и сдох погано, в петле французских бандитов - так и не сумеет Эрих Хартман с ним расплатиться за то свое унижение на палубе "Фридриха", за безобразную сцену, учиненную Тиле совместно с японцем! Дозволить дикарю-самураю угрожать ему, герою люфтваффе, своим нелепым мечом - и не спасла "берсерка" от смерти эта железка, ха-ха. Этот русский сейчас ответит за все унижения, что испытал Хартман, истинно германский рыцарь! А в завершение, как русский будет визжать, когда поймет, что сейчас его выкинут за борт без парашюта! И никаких последствий не будет - командование охотно поверит словам национального героя, что русский, будучи фанатиком, выбросился сам! А настроение самого Хартманна куда важнее для войны в воздухе чем какая-то развединформация, добытая при обстоятельном допросе на земле.