П.А.Сарапульцев - Смысл жизни человека и государства

Однако, государственные монополии жизненно необходимы лишь авторитарному или тоталитарному государству, а не народу, жизнь которого они только ухудшают. Подтверждением этому является авторитетное мнениеАлександра Лившица (45), работавшего министром финансов в самые трудные годы новой России : “Экономику терзает инфляция. Подскочила почти до 12%. В 1997 году была на уровне 11%… Управиться пока не можем… Причины? Те же, что и раньше. По-прежнему душит монополизм… Там притаились бюрократия и коррупция. Перегораживают проход на рынки. Давят конкуренцию… Мы продолжаем много тратить по линии бюджета… нацпроекты, госкорпорации”. Причём попытки правительства объяснить инфляцию тем, что “в России доля импортной еды приблизилась к 50%”, Лившиц легко отметает сравнением со странами, где государственный монополизм практически отсутствует: “Германия тоже завозит продукты. А цены практически не растут - 2% в 2007 году. Япония зависит от импорта побольше, чем Россия, - 60%. Инфляции практически нет - 0,4%. В тридцать раз меньше нашей”.

Интересно, что, даже сделав попытку отстранить чиновников от управления бизнесом со 100%-й долей участия государства, правительство тут же перестраховалось: акционерные общество по-прежнему будет возглавлять член правительства или высокопоставленный сотрудник администрации президента, а “среди так называемых “независимых” боссов бывших чиновников едва ли не больше чем бизнесменов…. Такая проверенная команда управленцев да ещё в одной упряжке с госповеренными, наверняка, будет двигаться в нужном направлении. А больше от неё ничего и не требуется”. (46)

В свою очередь, постоянно возрастающая роль авторитарного государства в жизни общества требует ” гораздо более широкого централизованного руководства всеми сторонами нашей жизни”. А “поскольку государство единолично и в принудительном порядке решает, кому что причитается, единственной формой власти, имеющей какую-то ценность, оказывается участие в принятии и проведении в жизнь такого рода решений”, что неизбежно приводит к “росту нового “среднего класса”: бесчисленной армии конторских служащих… администраторов… и мелких чиновников”. Это предсказание Хайека практически дословно осуществилось в России. “Наш средний класс, - констатирует Сергей Тепляков (39) - это чиновники и силовики разных калибров. Однако эта “опора государства” - вне экономики. Да у многих есть свой бизнес. Но создаваемый при посредстве административного ресурса, он основан не на росте экономики, а на её постоянном переделе”. Не случайно по данным Фонда “Общественное мнение” (47) большинство 16-25 летних людей (16%) мечтает о карьере чиновника высокого ранга, руководствуясь принципом “престижно, все боятся”, а ещё 20% умеренно меркантильных рассчитывают на спокойную карьеру среднего чиновника с максимальным достижением - руководство крупным подразделением на предприятии или в учреждении.

Основная опасность такого “среднего класса” заключается в том, что власть, которую они получают и неуклонное повышение их “уровня экономического благосостояния по сравнению с другими” позволяют им считать, что “они вполне достойны стать членами правящей элиты”. А ведь “главная причина успеха” тоталитарных режимов “заключалась в том, что эти движения предложили… мировоззрение”, которое “казалось, со всей очевидностью доказывало справедливость и заслуженность привилегий, обещанных тем, кто их поддержит”.

Возникновение и упрочение чиновничье-бюрократического класса неотвратимо приводит к двум чрезвычайно опасным для общества последствиям.

Во-первых, привлекательность чиновничьей службы (об этом в частности свидетельствуют стремительно возрастающие конкурсы при поступлении в институты, готовящие работников госслужбы), приводит к исчезновению стремления к свободе, потому что, как верно подмечено А. Ф. Хайеком, ” дух свободы нельзя, где бы то ни было искоренить силой, но вряд ли кто-нибудь смог бы успешно противостоять медленному её удушению, происходившему… там, где отличия и положение в обществе достигаются почти исключительно на государственной службе, там, где исполнение обязанностей похвальнее, чем выбор собственного пути, там, где все занятии, не дающие признанного места в официальной иерархии или твёрдого дохода, считаются второсортными и даже сомнительными… немногие устоят против искушения выбрать прочность и обеспеченность, пожертвовав свободой,.. ибо её можно получить, только пожертвовав большинством земных благ”.

Если же учесть, что в России, как в царской, так и в коммунистической стремление к свободе не только не приветствовалось, но и активно истреблялось, то нет ничего удивительного, как быстро исчез в авторитарном государстве дух свободы, охвативший Россию в конце 80-х - начале 90-х годов. Как показывает интернет опрос (а это опрос наиболее продвинутой части населения), проведённый газетой “Известия” от 25.04.2008 (48), на вопрос: “Что самое главное дал Ельцин России?” были получены ответы: свободу и демократию - 7%, избавил от руководящей роли КПСС - 32%, Путина - 55%. Ответы, не требующие комментариев. И хотя классическое высказывание Бенджамина Франклина: “те, кто отказывается от свободы в главном ради временной безопасности, не заслуживает ни безопасности, ни свободы” звучит, несомненно, правильно, но конкретных людей всё-таки жаль.

Во-вторых, рост числа чиновников не может не приводить к развитию коррупции. У нас часто любят ссылаться на то, что отечественное мздоимство имеет многовековую историю. Равно как и борьба с ним. Ещё в Древней Руси митрополит Кирилл осудил мздоимство наряду с чародейством. При Иване Грозном взяточников пытали и обезглавливали, во времена Петра Первого весили и четвертовали, правда сами же и провоцировали её сохранение. Так, например, Екатерина II даже издала указ: “Приказным людям жалованья не давать, а довольствоваться им, по прежнему обыкновению, с челобитчиков, кто, что даст по своей воле”.

Что же способствует прогрессивному развитию коррупции в современной России, занимающей по данным Transparency International 145 место в мире? Самое правдоподобное объяснение этого феномена предлагает Александр Лившиц (49): “Страна уж больно большая. Требует такого же государства. Нанимается армия чиновников. С обильными полномочиями. Последние образуют коррупционную товарную массу. Она частично выносится на рынок. Где уходит по взяточным ценам…. Говорят, что у нас бюрократы чересчур вороватые. Заблуждение. Самые обычные. Просто их очень много. Примерно полтора миллиона. А значит, десятки миллионов функций, которые можно выставить на продажу”.

Почему же тогда, правительство, изобретая массу не эффективных мер борьбы с коррупцией, не пытается воздействовать на основную причину её появления? Да потому что для того, “чтобы сломить эту ситуацию, требуются не просто изменения, а изменения всей политической системы. Ведь сегодня у нас решения принимаются не политическими, а бюрократическими способами” (50), причём именно “администрация президента” представляет собой “генеральный штаб политической системы и российской бюрократии, которые используют, как известно, не только демократические, но и авторитарные методы руководства” (51).