Наталия Сухинина - Куда пропали снегири?

Пока беседуют они тихонечко и потягивают конь­як, я расскажу вам, откуда знаю Ирину и её мужа Олега. В редакцию позвонила женщина и, путаясь, пе­рескакивая с одного на другое, рыдая в трубку, чего-то требовала от меня, говорила о мести, о том, что просит написать обо всём, что с ней произошло. Она опозорит его на весь белый свет, она ему не простит... Кому? За что? И вообще, при чём здесь я?

Потихоньку прояснилось. Я поняла, что меня про­сят, нет, не просят, требуют поучаствовать в семейной разборке. Отказываюсь.

Женщина говорит резкие слова в мой адрес, в адрес вообще всех журналистов, от которых нет никакого толку. Короткие гудки вместо вежливого «до свида­ния». Почему-то я запомнила её голос. Нервный, то высокий, то сходящий почти до хрипоты. Пронизан­ный злобой, некрасивый голос. Она говорила быстро, глотая слова, будто захлебываясь: «Опозорю, я его на весь свет опозорю...» Видимо, действительно хоте­лось - на весь свет, если даже в редакцию позвонила. Все несчастливые семьи несчастливы по-своему -пришло на ум расхожее и привычное.

...Первый день Олег и Ирина, как дети, бегали по пансионату, осваивая всё новые и новые уголки. Поси­дели на веранде под густым плющом, попили кофе. Потом выбрали в саду одинокую лавочку, над которой плыл дурманящий запах магнолий, и Ирине показа­лось, что она от счастья растворяется в этом аромате. Потом пошли на пляж, она брызгалась водой, а он сердился и грозил пальцем. Ирина без конца переоде­валась. То наденет длинную пляжную юбку на пугови­цах, то яркий летний костюм, то вдруг ей безумно за­хочется элегантности, и она явится перед Олегом в строгой белой блузке и чёрной юбке с глубоким раз­резом. А тот «козырь на бретельках» берегла. Ещё не было случая. Пару раз на тенистых аллейках они встречались с Татьяной. Та прохаживалась с пожилой женщиной, видимо, соседкой по номеру.

- Давай пригласим к нам вечером Татьяну. Ей скуч­но, она одна. Да и вообще, мне кажется, она одинока. Пусть погреется у нашего огня, жалко, что ли...

- А мне кажется, нам лучше побыть вдвоём. Ещё два дня, и всё, кончится наша с тобой сказка. Опять будни, как не хочется обратно в Москву...

- Как два дня? Всего два дня? Олег, как быстро кон­чается всё хорошее.

- Да, быстро. И моя Иришка опять начнёт пилить меня за позднее возвращение домой, за то, что курю в постели, за то, что совсем не помогаю по хозяйству.

Нет-нет, она ничего такого не помнит. Подумаешь, какие-то мелкие семейные неудовольствия. Теперь всё будет по-другому. Роскошные десять дней в Сочи вер­нули Ирину в молодость, когда она была беззаботной, лёгкой и не придавала значения таким пустякам, как немытые тарелки. Как много зависит от женщины. Вот захотела и - Олег опять у её ног, не сводит с неё влюб­лённых глаз, предупредителен, заботлив. Эти десять дней тоже не прошли для него бесследно. Он помоло­дел. Даже походка стала упругой, лёгкой, а глаза... Давно она не помнит таких его глаз - лучистых, нетер­пеливых, озорных.

- Сегодня вечером идём в ресторан! - объявила Ирина. «Вот сегодня-то я его удивлю...» - Иди, погу­ляй пока, зайдёшь за мной через час.

Она встала под холодную струю душа. Очень хо­лодная, но что делать - придётся потерпеть. Холодная вода — её спасение. Она, как хлыстом, стегала себя струёй душа по ногам, животу, бёдрам. Потом напра­вила струю на лицо, и сердце зашлось - так холодно. Теперь растереться, сделать маску, полежать минут десять, совершенно расслабившись. Как хорошо, как отрадно предаваться этим милым женским заботам, дома нет времени, дома живёшь по непонятно кем на­писанному сценарию, думала, сын вырастет, легче бу­дет, куда там: маленькие детки - маленькие бедки. Теперь вот сын в институте, и она там преподаёт. Учиться не хочет, ленится, контроль и контроль ну­жен, а она устала. Да и у Олега свой характер, не лю­бит, когда она опекает сына, вырос, сам себе хозяин. А уж какой там хозяин - одно название. Она наноси­ла на лицо тональный крем и молодела с каждой ми­нутой. Пела. Тихонько, умиротворённо, как поёт только счастливая женщина.

Вошёл Олег. Она увидела его в зеркале. С достоин­ством повернулась, грациозно подняла голову, протя­нула руку для поцелуя. Он коснулся губами запястья, потом отошёл на два шага, присвистнул:

- Ну, мать, ты даёшь! И как тебе удаётся не стареть рядом с таким обормотом, как я? А платье! Новое? В долг залезла? Накажу...

Их столик стоял у самого окна. Штора колыхалась от лёгкого ветра и время от времени открывала синеву морского лёгкого прибоя, шумевшего совсем рядом. Долго выбирали вино. Остановились на лёгком италь­янском, как раз для вечера вдвоём, некрепкое, с тон­ким букетом. Пусть не кончается этот вечер, пусть ра­дуется женщина своему выстраданному счастью. Жизнь научила её ценить неповторимость минут. Сна­чала, когда Олег предложил ей поехать в Сочи, взять десять дней в счёт отпуска, она с листочком бумаги принялась подсчитывать убытки. А Олег раскрутился как никогда. Если ехать, то в «СВ», если брать номер в пансионате, то люкс, да ещё гардероб обновить -кругленькая сумма. Сомневалась, отговаривала мужа, а он ей: «Глупая, один раз живём, надо устраивать се­бе праздники, надо уметь воспарить над бытом». Олег умница. Лучшего подарка к серебряной свадьбе нель­зя было и придумать. Конечно, придётся потом слегка ужаться... Нет, нет, не думать о неприятном!

- Вина! Я ещё хочу вина!

Танцевали.

- Вина, я ещё хочу вина!

Уже совсем в темноте они вышли из ресторана. Стройная женщина в чёрном, элегантном платье на узких бретельках, рядом с ней предупредительный мужчина, чуть седоватый, высокий. Красивая пара, сказал бы про них всякий встречный. Красивая пара.

Двадцать пять лет, прожитых вместе, не удалили их друг от друга, а научили друг друга ценить. Возраст не юношеская бижутерия. Возраст драгоценный камень, который при умелой огранке способен засверкать све­том сдержанным и достойным. Ирина валилась с ног от усталости, от выпитого вина, от чувств, перепол­нявших душу.

- Ты спи, - сказал ей Олег, когда они вернулись в номер, - а я пойду покурю на улице.

Она заснула. А среди ночи вдруг проснулась от ка­кого-то тревожного толчка. Так бывает: вроде ниче­го не беспокоит, но сердце опытный вещун, у него свои глаголы. Где Олег? Встала. Набросила халатик, вышла в чёрную духоту южной смоляной ночи. Сов­сем недалеко увидела одинокий огонёк от сигареты. Олег! Сейчас подкрадусь и зацелую, единственного, неповторимого, любимого... Сняла босоножки, на цыпочках обошла скамейку справа и встала под кус­том магнолии, затаившись и улыбаясь. И тут поняла, что ошиблась. На лавочке сидели двое, мужчина и женщина. Мужчина курил, а женщина всхлипывала и говорила:

- Я не могу больше, это пытка, понимаешь... Зачем ты затеял всё это, сколько ещё ты будешь притворять­ся и морочить ей голову? Пора что-то решать.