Марина Палей - Дань саламандре

«В некоторой улице жила, при родителях, девушка Оленька, а напротив, в собственном доме, жил молодой человек Петр. Только увиделись они один раз на бульваре, и начал Петр Оленьку звать: приходи, Оленька, после обеда в лес погулять. Сперва Оленька отказалась, а потом пошла. И когда, погулявши, воротилась домой, то увидела, что узнала многое, чего прежде, не бывши в лесу, не знала. Тогда она сказала: чтобы еще больше знать, я завтра опять в лес гулять приду. Приходи, Петенька, и ты. И таким манером они очень часто гуляли, а потом Петеньку в солдаты отдали».

Вот такое окружение было и у девочки! С тою лишь разницей, что захолустные «оленьки» жили не «при родителях» – и уж тем паче не «в собственном доме», а перемогались в захезанной общаге как временно прописанные гости нашего города ; «петеньки» же «гуляли» с ними отнюдь не «в лесу», а в той же самой общаге, – конкретней говоря, на общажных многострадальных койках, которые пищали, визжали, рыдали и охали – всеми своими ржавыми, вывернутыми наружу пружинами, похожими на спирали дефектной, мутировавшей от алкоголя ДНК – и визжали те пружины как раз в унисон зверским глоткам-утробам бокастых девок, счастливо вызревших для репродукции телес. Так или иначе, моей подопечной (до встречи со мной) приходилось зачастую шляться по ночам на свежем воздухе ; впрочем, тому способствовала – простота, она же широта нравов – ее ведь, кстати сказать, никто туда не прогонял.

Конечно, после переселения ко мне ее общение с сокурсницами сократилось до аудиторных занятий. Но всё равно: эта губительная среда – эта, как говорят экологи, агрессивная среда! А отчего, если вдуматься, моя подопечная угодила в эту среду?

От моей поспешности. То есть лени. Надо ведь было иметь терпение, еще раз терпение и много сил, чтобы девочку сориентировать в соответствии с ее природными данными! Она бы сама изменила свою жизнь к лучшему. Я же, по-быстрому, сбагрила сиротиночку с рук: «восстановила в строю» (втиснула хоть в какую-нибудь социальную ячейку): одной заморочкой для меня меньше. Как там у Цвейга? Малодушное сострадание есть нетерпение сердца, желающего поскорее освободиться от груза чужого несчастья... Так? (Цитата по памяти.)

3. Решение, взятое на себя: какой именно работенкой «другому» сподручней добывать хлеб.

Да, здесь я имею в виду все эти, как принято говорить, весьма сомнительные , сеансы у раздолбаев-художников!.. А еще и эти – домашние, уютненькие (факультативные) сеансы-сеансики! Которые, своей самой настоящей богемностью (то есть забубенностью – бери классом выше!), являлись, в совокупности, растлевающе-сладким антидотом по отношению к ядовитым испарениям кисломолочных педагогических блат. Болот? Ну да. Злополучных топей Макаренко-Песталоцци, которые покруче чухонских – и которые формируются в процессе совместного, естественного, скучливого гниения студенток-педагогинь (начальных классов ср. школы) – гниения, в частности, остатков их несбывшихся мечт (орфография моя). Так вот: эти богемные, весьма сомнительные сеансы у художников имели функцию антидотов к ядовитым испарениям застойно-отстойных провинциальных болот, в которых булькала, засасываемая всё глубже, душа девочки на протяжении мучительно-мученических учебных часов...

Но разве не так?

4. Решение, взятое на себя: с кем именно «другому» общаться, а с кем нет.(Инициация: приобщение к миру взрослых.)

Ну, это именно та манера поведения, в которой выкаблучиваются все взрослые. Вот мерзость-то!

Но... Благодаря этому обвинительному пункту я, нежданно-негаданно для себя, вспомнила конкретную минуту, когда потеряла невинность.

Я имею в виду не эту жалкую перемычку-перепонку в межножье!

Речь о другом.

Подразумеваю невинность всей своей сути.

Вспомнила – очень точно – именно пересечение этой границы...

Поступок этот был связан с желанием приобщиться к миру взрослых . Сделать это для того, чтобы разделить с ними надо мной власть – и тем самым ее, эту властишку, чуть приуменьшить.

Но как именно приобщиться? Повзрослеть без вмешательства волшебника было, как я понимала, делом полностью гиблым. А где волшебника взять? Значит, мне надлежало совершить что-то такое, что находилось целиком в моей собственной компетенции. Но что?

Внезапно я поняла: мне надо совершить плохой поступок . Сознательно плохой. Ведь это именно то, что ежедневно делают взрослые. Притворство, насилие, ложь, насилие, притворство. И кое-что даже похуже. Чего я еще не делала никогда. Я разбивала вазы, чашки, блюдца, собственную физиономию, я пачкала платьица, рвала обувку – но ничего из этого я не делала намеренно. Чтобы приобщиться к миру взрослых, следует сделать гадость специально. Надо очень осмысленно совершить заранее спланированное плохое дело. Это мне было абсолютно ясно.

Я долго думала, что же это может быть. Как сейчас помню: гуляю во дворе, одна, осень, смеркается – и особенно ярко горит в этих сумерках предзимним огнем рябина. Мама (мне видно ее сквозь окошко) уютно гладит в маленькой комнате, где уже зажжен свет. Мне кажется, я даже чувствую вкусный запах белья – твердого, диковатого, словно чуть вздыбленного с морозца – и другого, свежевыглаженного, уже бережно сложенного в аккуратно-плоские стопочки...

И тут я вдруг понимаю: надо показать язык! Надо показать язык первому попавшемуся взрослому.

Да-да – это было очень удачным решением! (Не связанным, казалось бы, ни с какими внешними подсказками.) Я даже засмеялась от радости!

Немедленно ринулась я к воротам – и влезла на среднюю перекладину. Моя голова теперь возвышалась над забором. На нашей и без того тихой улице некоторое время было абсолютно безлюдно.

Но вот, в конце улицы, на мою удачу, появилась какая-то тетка...

Ура! Я собралась, я внутренне приготовилась... Когда тетка поравнялась со мной, я замычала, чтобы привлечь ее внимание – ура, привлекла! – и вытянула свой язык. Я вытянула его очень старательно, на запредельную длину. Вот как жабы вытягивают этот свой мышечный орган, когда ловят мошек. От напряжения я закашлялась, слюни брызнули во все стороны. «Фу, как некрасиво ты себя ведешь, девочка!..» – противно сказала тетка.

А это было именно то, что мне нужно!

Я бросилась к дому, взвилась на крыльцо – вот сени, коридор – и я уже в комнате, где гладит мама. «Мама, я сейчас совершила плохой поступок!!»

Ликование в моем голосе.

Недоуменно-тревожный взгляд мамы...

5. Решение, взятое на себя: что именно «другому» любить, а что нет.

Это долбаное воспитание девочкиного вкуса... То есть целенаправленная подгонка (обтёска) сторонней души под свой, словно бы эталонный, аршин. Непререкаемое окрашивание сторонней души в свой цвет. Удушение своими запахами. Оглушение своими звуками. Отравление своими вкусами.