Даниил Диденко - И ничего под небом, кроме Бога…

«Перед любым божественным догматом разум человеческий немощен; и если он искренен, он должен свое отношение выразить признанием: не понимаю. Если же он бунтует перед их загадочной таинственностью, они становятся для него бессмыслицей и сумасшествием, безумием и соблазном…»

Преподобный Иустин (Попович), «Догматы и разум»

В поле только яблонька стоит.

С холодом вечерним жизнь застыла,

И каждый лист молоденький дрожит,

Как будто страх в зеленых древа жилах.

И светится в ночи стан серебром.

Росой покрыта, словно бы слезами.

И только ворон чёрный где-то грает,

А остальное – спит блаженным сном.

Прислушаешься – скрип. Поёт зело

Та яблонька. Ей в поле одиноко.

И ничего под небом, кроме Бога,

А значит – страх её не вызван Злом.

То трепет есть пред Высочайшей силой,

Что заставляет плакать нас навзрыд,

То обжигая сердце, как крапива,

То, колоколя счастием, звенит.

И место это, будто тихий скит

В огромном мире, ясном и красивом.

Выходишь в поле – яблонька стоит,

И всё в блаженном таинстве застыло…

И годы скитаний босые,

И голод, и сажа войны –

Всё лучше, чем жизнь без России!

Боже, Отчизну храни!

Пусть колит внутри всё и крутит

С досады, и хочется выть –

На этом тернистом распутье

России Великой быть!

Слетаются коршуны злые,

Сулят нам последние дни.

С тобой твои дети, Россия!

Боже, Отчизну храни!

И в годы борьбы роковые,

Где мрак и не видно ни зги,

Укажут дорогу России

Победы грядущей шаги!

С крестом и молитвой святою,

На свете оставшись одни,

Господь наш, мы перед тобою!

Боже, Отчизну храни!

Ни слякоть, ни морось, ни стужа,

Ни близкий хлад смерти, ничто

Без Родины жизни не хуже –

Ни пять палачей и ни сто,

Ни холод, ни бури, ни пламя,

Ни годы сражений, ни…

Да здравствует русское знамя!

Боже, Отчизну храни!

Не срывалось ни капли с листка

В этот хмурый и пасмурный день,

И так тихо тянулась тоска,

Заливая собою земь.

Не рыдали средь пепла дня

Черноокие небеса,

И так грустно смотрели в меня

Сиротливой России глаза.

Громыхали суровые битвы,

Бились русские наши войска,

И взметалися ветра молитвы

В задымленные облака.

И обратно держал дорогу

Ветер, Родине вести нес –

Было слышно лихую эпоху

Под кудрями шумящих берёз.

И казалось – вот-вот грянет ливень,

Заревут от тоски небеса.

И весь день я смотрел сиротливо

В необъятной России глаза…

И вновь натянут, как пружина,

Мой разум, тронут тусклым сном,

В том сне моём вы были живы,

Во сне тревожном и больном,

Деды мои. Как будто снова

Я прибыл в детство. Но на миг.

И на меня смотрел сурово,

Но с теплой грустию старик.

Он вопрошал меня очами,

Не позабыл ли я о нём.

«Лишь только хмурыми ночами

Я вижу вновь свой милый дом.

Но то не сны, а сказ о прошлом,

Где снова светел дивный край.

И здесь мой каждый предок ожил:

Мой дед Владимир, Николай…

Но каждый сон о прошлом горек,

Терзает сердце, душу жгёт.

Мне с вами миг был каждый дорог.

А сон? Он, может, не придёт…», –

Сказал ему, прозрев внезапно –

И снова утро… В горле – ком.

И для потомков, вероятно,

Я тоже стану тусклым сном…

У храма Божьего

в тени белёсых стен

Так мир пригож,

так полдень пышный нем,

И внемлет пенью птиц

среди берёз

Забредший в сад бездомный,

Сизый пëс.

Пою его, чем есть,

Кормлю с руки.

«Уходишь уж? Ну всё –

беги, беги…» –

Так говорю ему

и жду закат,

Когда пробьёт уж

вечером набат,

Чтоб вместе с ним

гремела жизнь внутри

У храма Божьего

В белёсых стен тени…

Небо гуще жирных сливок –

Затянуло,

Замело!

Свод лазурный к солнцу близок,

Как чудесно и светло!

Облака, вы гривы звëздны,

Облака, вы бархат млечный.

Променять бы сны несносны

На житье под небом вечным!

Риза Господа благая,

Бесконечный светлый Рай –

Русь такой я только знаю:

Купол – небо, земь – алтарь!

Гой же, солнце,

Свет неси!

Вечны будьте,

Небеси!

Хмель мой буйный,

Что ты вьешься

Пышноцветною лозой?

Хмель мой буйный,

Не прогнешься

Под могучею грозой?

Зла желает

В тьме бескрайней

Лихо всякой твари Божьей.

Даже в сельской хате дальней

Пёс цепной на ветер лает

Этой ночью непогожей.

Хмель мой буйный,

Что-то будет?

Хмель мой буйный,

Быть беде?

Реки златны,

Хмель мой красный,

Льёшь ты в темноте зело.

Обернётся полночь сказкой,

Нечисть сгинет в темь обратно!

Что мне непроглядно зло?

Хмель мой буйный,

Лей до края!

Хмель мой буйный,

Колосись!

Отойди, тоска-кручина,

Сгинь-уйди, тоска-кручина!

Мне ещё годины несть!

Хмель мой юный не загнётся,

Утром свет в окно забьется –

Значит, счастье – оно есть!

Взовьется хрупкий мотылёк

Над лампой в полутьме.

Закатный свет зари далëк,

Но брезжит по кайме.

Ещё прольется тонкий луч,

Но тьма за ним спешит.

Беги от зла, беги от туч,

От пережитых битв.

Ушедший в миг, оставишь здесь

Какое место ты?

Но луч другой прольется днесь

На алые цветы.

Взовьется хрупкий мотылёк

И воспарит наверх.

Закатный свет зари далёк,

Померк, как этот век…

Как много трагических судеб

Сплелись непокорно в одной.

Кто знал, что окутан войной

Закат затуманенный будет?

Почахшие нивы так сизы,

Ветра над рекой холодны.

По ком они грустные тризны

Свершают под светом луны?

По ком плачут хмурые ливни,

Поникшие ивы у рек,

Таинственный, в дымке, век,

Ответь? Ну хоть что-то скажи мне…

Что Западу гибель Востока?

Стена, за которой – ничто.

Но боремся с волею рока,

Сплелись непокорно в одно.

Слетайте, понурые листья,

В промозглую бездну луж.

Морозный рассыплется бисер

По лесу суровых стуж.

Так холодно в мареве синем,

Но что ж остаётся нам?

И чалая тройка России

Несётся в тяжелый туман…

«Я немощен!» – себе я так твержу, –

«За звёздами не вижу я Творца».

И не раскрыть ни книги, ни ларца.

Но всё есть Бог, я им сейчас дышу.

Я немощен! Мне не узнать, увы,

Как благодатны лик Его и риза,