Владилен Машковцев - Сказы казачьего Яика

Ко дню Симеона-летопроводца набрал Николушка два куля синего пуха. Порохомес в селитроварне принял богатство, доложил атаману о старании звонаря. И получил право Николушка на зимнее багренье. Взял он на Рождество в проруби трёх осетров, а в каждом осетре по десять пудов!

И стали завидовать Николушке люди. Забогател звонарь. Некоторые говорили:

– Так и дурак разбогатеет. Играет на дудочке, а птицы на него работают!

Как-то подошёл к Николушке хитрый шинкарь:

– Приходи в мой кабак. Задаром угощу винцом. Поиграй на своей чудесной дуде.

Замыслил шинкарь подсыпать сонного зелья в кружку с вином: мол, выпьет Николушка отравленного вина, уснёт, а я у него похищу дудочку. За морем за такую дуду можно получить бочонок золота!

Однако Николушка не пошел в кабак – вина он, разумный, не пил. Шинкарь попытался выведать тайну дудочки: как она у тебя излажена? Но звонарь Николушка и сам не знал тайны. Пробовал вырезать точно такую, но ничего не получалось. Не откликались птицы на игру других дудочек.

Однажды и вовсе оплошка вышла. Сготовил дуду, заиграл в степи, а из нор змеи выползли. Николушка не сразу заметил гадюк, а увидел и перепугался. Бросил он в чулан бесовскую дуду, которая приманивает гадов, и долго она там валялась в пыли и паутине.

А владелец кабака не успокоился. Был в станице один пришлый казак-пропойца. Бедствовал пьянчужка. Шинкарь и говорит ему:

– Выкради для меня у Николушки дуду его чудесную. Я дам за то пятьдесят царских ефимков.

За пятьдесят золотых в те добрые годы можно было записаться на вечное поминание. В литейный сенаник в монастыре Сергия. За пятьдесят царских ефимков можно было выкупить у султана казака, своего пленного родича. Мужика чёрного бояре продавали за четыре рубля. Гусь три копейки на ярмарке стоил.

И согласился пропойца на злое дело. На Пасху, когда играл колоколами Николушка, проник вор в избу звонаря. Нащупал он в чулане дудочку, принёс её шинкарю. Но не та была дуда. А шинкарь дудочку за моря вывез. Стал он хвастаться перед купцами:

– Заиграю в дуду, и птицы прилетят.

Дунул шинкарь в дудочку, а из-под камней змеи выползли. И начали плясать кобры. Рассмеялись купцы. Но один чародей заморский купил у шинкаря дуду мерзкую. Сто динаров заплатил. Не остался шинкарь в убытке.

Так вот и обогатил звонарь Николушка шинкаря, казака-пропойцу и чародея заморского. Но и сам не остался в бедности. Каждый год получал право на зимнее багренье осетров.

А прошло с тех пор триста с гаком лет. И давно на свете Николушки нет, а в каком схороне его дуда – не узнает жадный мир никогда!

Божий мир наполнен чудесами. Не за горами, не за лесами дымила печными трубами казачья станица с названием Неудивлянка. И жили в станице неудивляне. И ничему они не удивлялись.

Поймал Ермошка осетра на двадцать пудов.

– Ну и што! Эка невидаль! – усмехнулись неудивляне.

Нашёл Ермошка добрый рудник, наплавил серебра сорок пудов. И покрыл он серебром крышу своего куреня. И золотого петуха на гребень крыши водрузил. И ставни дивной резьбой изукрасил. И две медные пушки у ворот поставил. Но казаки даже не заметили стараний Ермошки. Проходят мимо степенно. О житье-бытье говорят и спрашивают:

– Што нового, Ермолай?

Тогда Ермошка изладил каким-то чудом телегу-самокатку. Телега как телега. Четыре колеса, две оглобли дугой скреплены. Колокольцы звонкие под узорочной дугой. Но катилась она сама и в гору, и под гору без лошади. Сядет Ермошка в телегу, щёлкнет кнутом и едет: и в лес по дрова, и на ярмарку, да и просто так…

А казаки смотрят на телегу и рассуждают:

– Оглобли маненько кривые.

– И колёса скрипят, надобно дёгтем смазать.

– И колокольчики дребезжат, нет у них напевного звону!

Иногда неудивляне обращались к Ермошке:

– Подвези, подбрось до ярмарки. Там, бают, телеги необычные продаются. Кошовки.

Ермошка возил казаков на своей телеге. Только ветер в ушах свистел.

– Поосторожней, Ермолай. Бабу оглоблей не задень, – говорили мужики.

Так никто и не спросил у Ермошки, почему телега ездит сама, без лошади.

Старый казак Охрим тачал в избе сапоги. Но не сказал он:

– Господи, помоги!

Забыл, значит, перекреститься перед делом добрым как положено. Однако обувка получилась славной. Береста между подошвой и кожаной стелькой. Для скрипу береста, для прочности. Намажь такие сапоги дёгтем, и шагай – хоть в шинок, хоть в рай. Но Охрим сердился. Рука у него срывалась. Раз уколол шилом палец. Второй раз. Третий…

– Чёртовы сапоги! – не выдержал казак.

А чёрт в это время мимо куреня проходил, услышал, обрадовался.

– Значит, мои сапоги! – усмехнулся он.

И странные события стали происходить после этого. Проснулся однажды Охрим ночью, решил курятник проверить: не забрался ли хорёк? Что-то уж больно бешено собака лаяла. Хотел обуться Охрим, а сапог нет! Исчезли!

– Должно быть, крепко я спал. А вор пробрался в горницу и утащил мои новые сапоги, – подумал старый казак.

Погоревал он, покручинился, да и снова лёг спать. А утром сапоги оказались на месте, но заметно было, что кто-то в них по глине ходил. На следующую ночь обувка опять пропала, а к утру появилась.

– Чудеса! – разводил руками Охрим.

И решил казак на третью ночь не спать, следить за сапогами: мол, кто же их берёт? Не спит Охрим, глаза прищурил. Луна в окошко глянула. Петух на полночь пропел. И вдруг сапоги встрепенулись. И пошли сами, потихоньку. Сами дверь в сени приоткрыли. Сами с крыльца прыгнули и пошли себе по улице в сторону кладбища. Идут сапоги, приплясывают. А Охрим крадётся за ними. Притопали сапоги на кладбище, а там шабаш силы нечистой. Скелеты на гробах пляшут, черти с кикиморами вино пьют. Сплошное безобразие. Сапоги сразу в пляс пустились. Кикиморы завизжали от восторга. Баба-яга завыла.

Подошёл старый казак к костру, где главный чёрт восседал. На вертелах лягушки жарились. Леший свежих червей на блюде подавал.

– Выпей горилки, Охрим! – подал чёрт чарку.

– Супротив горилки возражений не имею! – крякнул казак.

Какая-то кикимора лягушку ему поднесла.

– Пакостью не питаюсь, – отмахнулся Охрим.

– А ты зачем пришёл? – спросил чёрт.

– За сапогами, – степенно ответил казак.

Главный чёрт хлопнул в ладоши, и леший принёс новые сапоги. Из красной кожи, с серебряными шпорами. Охрим сапоги принял. Вроде в самый раз.

– Повеселись, казак! Попляши вот с этой красавицей! – ткнул волосатым пальцем сатана в кикимору.

– Больно уж страхолюдна. И в тине вся. Левый глаз соломой заткнут, – брезгливо поморщился Охрим.

– Ну, возьми, привереда, вон ту молоденькую кикимору. Она и мхом ещё не обросла, – указал чёрт на другую красавицу.