Array Сборник - Христов братец. Русские духовные стихи, легенды и сказки

Выходя из библейской плавильни, сказки живут уже жизнью самостоятельной, становятся «светскими», вливаются в творчество великих писателей, сохраняя в себе искорку словесного огня. Вот Сказка о царе Салтане и царевиче Гвидоне Пушкина; это почти полный пересказ сказки По колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре, само название говорит о чудесном, царственном происхождении героя. Такой сынок рождается у Ивана Царевича от любимой жены – с солнцем во лбу, месяцем на затылке. Но его забирает старшая сестра, а жену с подкидышем – ослепили и в бочку засмолили, и в море бросили. И вот по слову мальчика «по моему прошению, по щучьему велению, по Божьему благословению» (тут и молитва, и рыба, и благословение), пусть бочка остановится – остановилась, пусть расколется – раскололась, пусть маменька прозреет – все сбывается по «власть имеющему» слову, маменька снова зрячая, и выходят они на остров, там дворец и многое другое – по слову мальчика с солнцем во лбу. То есть в каком-то смысле отдаленный отклик на рождение Иисуса, Которого хотели погубить (младенцы, убиенные в Вифлееме) и Который творит словом Своим и город и сад.

Теперь мы видим, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, говорит апостол Павел в Первом Послании к общине Коринфа (13:12). Русская сказка – тусклое стекло, одно из многих, в том смысле, что правда Божия светит, пробивается в ней, хотя и увязает в разноцветных народных лубочных узорах. Это, конечно, никакое не благовестие, никакие сказки, даже сложенные все вместе, не заменят ни одного стиха Евангелия, но это «сказ» о братце Христовом. Причем не один, «братцев» ведь много. Братцы – праведники, которые наполняют эти бабушкины рассказы. И сами бабушки в них участвуют, ими по своему благовествуют. Истории рассказывают про Страшный суд, про Архангела Михаила, Адама и Еву, про ангела, служившего батраком на земле за то, что ослушался Бога. Но тот, кто идет против воли Божией, впускает дьявола, который набирает силу (Пустынник и дьявол), и сказка рассказывается как предупреждение: мол, блюдите, как опасно ходите (Еф 5:15). Но щедрость даже и после смерти помогает выйти из ада (Скрипач в аду). А иногда справедливость перелагается на милость (Господь и церковный староста). Проповедует важность поста (Двенадцать пятниц), связывая пост по пятницам с ключевыми вехами в истории спасения (убийство Авеля Каином, Воплощение Господа, распятие, канун Вознесения, канун Троицы, вознесение на небо пророка Илии, канун Преображения, канун Успения, канун усечения главы Иоанна Крестителя, канун Рождества, Крещение). И хотя отнюдь не все эти события выпадают на пятницу, но за ними стоит то, что православное богословие называет «освящением времени», когда время астрономическое вписывается в церковное и преображается в нем, чтобы жить по его законам.

Но сказка не была бы сказкой, если бы не обещала насущных благ, приют в Царстве Божием, но при том не перемежала бы их с наказаниями. Коли муж с женой не соблюдают сих святых пятниц, сын их будет вор и разбойник. А вот происходит чудесное Крещение (Как Господь крестил младенца), когда отец мальчика по бедности никак не мог найти крестного своему сыну, и сам Господь стал крестным его, оказал ему ад и рай, и мальчик сделался потом подвижником. В этой сказке есть свое новозаветное послание: во всяком Крещении участвует Господь, и когда Крещение раскрывается в жизни, крещеный делается святым. Вот Богородица Мария беседует со Своим Сыном во сне ( Сон Богородицы) и предрекает грядущую славу Свою и «ублажение». В этом сне отражается, собирается знание о богородичном присутствии в православной Церкви. Но вместе с тем это именно сказка, ибо четкой границы между пространством сказочным и церковным не существует.

«Пространство сказки необычайно велико, – пишет Д. С. Лихачев, – оно безгранично, бесконечно, но одновременно связывается действием, не самостоятельно, но имеет отношение к реальному пространству…, (которое) не соотносится с тем пространством, в котором живет сказочник и где слушают сказку слушатели. Оно совсем особое, иное, как пространство сна» [3] Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. – М., 1978.– С. 338. .

Священник Владимир Зелинский

В Средние века были глубоко пережиты, приняты в сердце евангельские слова Спасителя о том, что творение милостыни бедному и страдающему есть помощь Ему самому и путь достижения Царствия Небесного: «…приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. <���…> так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25: 34–36, 40). Это каритативное служение любви отражало самую суть христианства – кеносис [4] Кеносис (греч. kenosis – «опустошение, истощение») – ключевой концепт православного богословия, означающий добровольно принятое Христом уничижение: «уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Фил. 2: 7–8). В кенотически понимаемом христианстве жертвенная любовь, милосердное снисхождение Бога к грешнику преобладает над страхом Божиим и Законом. жертвенной Любви Христовой, бесконечного Милосердия «Сына Человеческого». Это служение стало критерием суда Божьего: «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25: 46).

Заповеданное Христом каритативное служение ближнему нашло отражение в многочисленных житиях и народных легендах, где человек испытывается случайной встречей с Христом в образе нищего или прокаженного. Особенно популярен этот сюжет был в средневековой Европе. В латинской повести «Об Иисусе Христе, избитом в образе нищего, над которым сжалился один брат-конверс» явление Христа в образе нищего объясняется Его глубочайшим смирением и обосновывается библейским словом: «Смирение Иисуса Христа так велико, что иногда Он является в образе болящего. Однако чаще всего Он принимает образ прокаженного. Что первое истинно, свидетельствуют Его собственные слова в Евангелии: “Болен был, и вы посетили Меня”. А о втором говорит пророк Исайя: “Он взял на себя наши болезни и понес наши страдания, а мы думали, что Он был подобен прокаженному, поражаемый Богом” и далее [5] «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились» (Ис. 53: 3–5). . Тому можно найти много примеров в “Диалоге” святого Григория [6] Имеются в виду «Диалоги. Собеседования о жизни италийских отцов и о бессмертии души» свят. Григория Великого (Двоеслова) (ок. 540–604), которые представляют собой «латинский патерик» о жизни подвижников IV–VI вв. Например, в 40 главе повествуется о том, как диакон Пасхазий (заблуждавшийся в богословском споре и получивший за это наказание после смерти) был прощен как «человек удивительной святости, преданный делам милосердия, питатель нищих до пренебрежения к себе самому»: «своим милосердием к бедным Пасхазий заслужил возможность получить прощение тогда, когда уже ничего не мог делать». ».