Павел Борисов - Скрипка

– Друзья, друзья!.. Ладно – пусть будет курочка «Павлик»…

Речь в этом диалоге шла о пестрой наседке, которая из цыпленка выросла в куриную матрону. Именно она наводила порядок, когда возникали какие-то безобразия в курятнике – урезонить не в меру расшалившихся или разодравшихся молодых петушков, отогнать нахалов, обижающих маленьких у кормушки… Но самое главное то, что она, действительно, в свободное от своих основных обязанностей время, не отходила от Павлика, опекая его, как собственного цыпленка. Нужно было видеть, как заворожено, не шелохнувшись, выгнув шею и уставившись круглым глазом прямо в рот, она слушает его, когда он что-то картавя, объясняет, или рассказывает ей. Как бежит за ним к висящим на тутовом дереве качелям, а затем, взволнованно кудахча, «летает» туда-сюда за этими качелями, смешно подпрыгивая и взмахивая крыльями, чем вызывает радостный смех Павлика.

Соседского петуха звали неоригинально – Петькой. Но какой, же он был красавец! Яркие разноцветные атласные перья, огромные хвост, хохол на голове и шпоры на лапах, рост – чуть ли не в пояс если и не взрослому человеку, то подростку точно, грудь колесом… Курятник, где полноправным хозяином был Петька, в общем дворе находился с самого края, прямо у калитки и ворот, которые вели на улицу. Ах, как не любил Петька детей, вечно шмыгающих туда и обратно… Каждый раз, как кто-то из них пробегал мимо, он бросался своей выгнутой грудью на сетку, расшиперившись, как еж и сердито клокоча. Бросался – всегда неожиданно, чем не раз вызывал испуганный визг детворы.

Павлик спешил на улицу. Там его ждала Любочка. Она была немножко воображалой, но это ничего. Ему даже нравилось смотреть на то, как она мажется разной косметикой, которую натаскала в шалаш, построенный ими за кладовками. По секрету Любочка рассказала, что потихонечку берет косметику из сумочки, лежащей дома за стеклом трюмо и что ее мама, наверное, уже давно про эту сумочку забыла. А еще она была не ябедой, потому что иногда они ссорились, а иногда даже и дрались, но Любочка никогда никому не жаловалась. Просто немножко дулась на Павлика, но совсем недолго. А когда он ее целовал, как папа маму, она тоже никому не рассказывала. А Павликину курицу они тогда в шалаш не пускали. Тогда она и не просилась – караулила у шалаша, потому что ей Павлик все объяснил… что нельзя.

Как образовалась та дыра в сетке, через которую выбрался Петька наружу, так тогда никто и не понял. Страшный, с вздыбленными перьями, чуть ли не с Павлика ростом, он надвигался на него, грозно вытянув вперед шею, издавая какие-то жуткие квохчущие звуки, раскрыв чудовищный, как казалось бедному Павлику, клюв и царапая огромными шпорами землю… У мальчишки что-то как будто оборвалось внутри, он прирос к земле – ноги не могли сдвинуться с места. Ему удалось лишь слегка развернуться в бесполезной попытке убежать от этого ужаса и издать, как ему показалось – крик, а на деле жалкий дребезжащий тоненький безысходный звук… А Петька уже напал на ребенка и ущипнул его – именно ущипнул, а не клюнул, мерзавец, изловчившись, за попку. Это единственное свидетельство необычайного происшествия, случившегося в дружном общем дворе, долго потом напоминало Павлику о себе – болью при передвижении и фиолетовым синяком с припухом на этом очень нежном и чувствительном для каждого месте.

Курочка «Павлик» вывалилась из курятника кубарем – казалось, что она не бежит, а катится шаром от боулинга, размером с индюка, к месту происшествия – так она раздулась от вставших торчком в воинственном возбуждении перьев. Забыв, да нет! – просто плюнув на природную куриную субординацию, она так набросилась на обидчика своего любимого Павлика, что от этого видного, как я уже писал, представителя мужской половины куриного рода только перья летели. Петька совершенно растерялся и обалдел от такого натиска и успевал только жалко пятиться в сторону, слабо отклевываясь и отмахиваясь лапами, неуклюже взлетая, но не вперед на этого, оказавшегося таким страшным врага, а назад – к спасительной хозяйской калитке. Весь путь отступления был усыпан шикарными Петькиными перьями. Калитка оказалась запертой, и Петька, на секунду решившись повернуться задним фасадом к курочке «Павлику», в панике взлетел на заборчик и не спрыгнул, а просто свалился во двор и стремглав побежал к дверям квартиры. Курочка «Павлик» было – подпрыгнула и взмахнула крыльями, с намерением продолжить погоню, но вдруг спохватилась и, взволнованно кудахча, побежала к плачущему Павлику. И стала, смешно приседая и постоянно приговаривая что-то на своем курином языке, бегать вокруг него, то, прижимаясь к его ногам, то, смешно изгибая шею, в попытке заглянуть Павлику в глаза – через трущие эти глаза ладошки.

Мы давно уже выскочили на весь этот шум и гам. Помню, жена сказала: «Ведь она переживает за то, что оставила своего «цыпленка» без присмотра…»

РЫБАЛКА

Рыбалка! – Оторваться, отвязаться, оттянуться – отдохнуть! Благо – хорошая машина под одним местом. Дядя Вася-водитель свою технику в таком порядке содержит, что расхожей шутка стала: «У дяди Васи машина, что невеста перед первой брачной ночью – никак не догадаешься, сколько на ней проехали…» Ну, а коль так, то как же без нее, родимой? Вот и позванивает она ласково в ящике на полу кузова. Ласково-то ласково, да вот Лешка волнуется на ухабах да рытвинах: «Нет, вон та, которая сверху точно гакнется! Ребят, надо бы раздавить от греха…» Никого долго уговаривать не приходится. Раздавили. Ну, а после первой… раздавили еще – тоже не так, как надо, лежала. Совсем хорошо стало. Итак, настроение «клеевое» было – рыбалка! А после этого, – «ваще кайф», – блаженно выдохнул кто-то. Анекдотики пошли, хохот и веселье. Больше всех радовался Тузька – лопоухий Лешкин пес «дворянской» породы с уникальным, как у свинушки закрученным хвостом. Не знаю, как и что судить о Тузькиной внешности, но лично для Лешки он был самым красивым псом на свете. Любил Лешка Тузьку. Да и Тузька отвечал Лешке тем же. Полная идиллия! Не случайно друзья шутили: «Эх, Леха, не был бы Тузька кобелем – лучшей жены тебе не найти…»

Приехали? Ура, приехали!

Вывалились из машины и рассыпались по берегу. Речища – Ах! Природища – красота! К вечеру приехали – уже солнце садится. Но так и рассчитывали – на вечернюю зорьку, да с ночевкой, да и не на один день. Кто-то расчищает место от камней и палок, а кто-то уже начинает разводить костерок. Ну, а Лешка с Тузькой – удочки – и к камышам. Кстати – только у Лешки удочки – все остальные предпочитают более откровенный и наглый способ рыбной ловли – бредешком. Растянули сеточку, прошлись зигзагом от берега и назад – вот тебе и улов. Редко когда что не загребешь – река рыбная. Нет, Лешка такого «кайфа» не понимал, как и его не понимали, обзывая «чокнутым рыболовом-любителем». То самое место у камышей, Лешка уже не раз в прошлые поездки опробовал, принося в иной раз аж по три кило сазанов – к ехидному ликованию дружков, сидящих уже перед горой браконьерски добытой рыбы. Так вот, перед выдвижением на место дислокации, Лешка с друзьями «вмазал» еще – за успешную рыбалку.