Инна Ищук - Радиация

– Что ты, – испугалась хозяйка и оглянулась на стук. Через порог появился паренек в клетчатой рубашке с торчащими каштановыми вихрами.

– Алешка, садись с нами, – Георгий пододвинул стул племяннику, – ну как у вас там?

– Мамка травы просила для коровы, наша вся вышла.

– Накосим, – улыбнулся Георгий. Алешка походил характером на Андрея, также робел, краснел как мальчишка и брался за любую работу. Как они вместе с Алешкой встречались, так не разлей вода. Друг за дружку держатся, один другого выгораживают. Как посмотришь на их озорные лица, и за шалости не отругаешь. То в сапог бабке лягушку кинут, то чернилами ручку двери испачкают, то курицу за лапку привяжут, а сами из-за двери прыскают, как она балет танцует.

– Ну, идем, – встал Георгий.

Вера вытерла глаза, глядя вслед уходящему Алешке, так напомнил ей сына. А ведь приедет, посмотрит, как они жить стали, стыдно будет. Она сняла с окон пропылившиеся занавески и свалила в таз. Теперь будем жить по-другому.

Неожиданно в комнате потемнело. Вера взглянула в окно. Розовое мохнатое облако закрыло солнце. Такое же облако появилось, когда взрывали шахту у них на холме. У всех, кто работал на поле, появился бронзовый загар на открытых частях тела, а у соседского пятилетнего Андрюшки пошли пузыри по лицу. Поговаривали, это из-за того, что в шахту пролилось ядерное топливо, когда забирали боеголовку.

Вера решила позвать мужиков, выглянула на крыльцо, но косарей уже не было. Красное облако вываливалось наизнанку лохмотьями, превращаясь в зонт. Зонт покачнулся и пополз к лесу. Потянуло гарью. Куры забились под насест, глупый индюк вытянул красный шнурок носа и испуганно залопотал. Оранжевое солнце жгло глаза, горячий воздух пек ноздри. На улице не было ни души. Казалось, все замерло в предчувствии близкой беды.

Вера вернулась в дом. Подмокшие занавески валялись в тазу. Воды в ведрах оставалось на донышке. А привезут ли сегодня, неизвестно. И сколько еще будут возить, пока не пробурят новую скважину, не найдут ушедшую воду. Вера подперла голову рукой. Как теперь жить? Казалось бы все есть: муж, дом, хозяйство, – все к чему стремилась, ждала, когда по-настоящему жить начнут. То свекровь до слез доводила, из дома гнала, то работала без отдыха, лишь бы Андрюшку на ноги поставить, а теперь что?

Знакомый колокольчик оборвал мысли. Хозяйка схватила ведра и помчалась на улицу. Соседи уже несли полные ведра, осторожно, боясь расплескать. А она, вот дуреха, вздумала стирать. Хорошо, что сегодня после похорон ей вместо двух ведер по норме положено четыре.

Георгий пришел поздно вечером. И не один. Лесник, зная строгий нрав Веры, потоптался у порога. Георгий втолкнул его в комнату и придвинул скамью.

– Веруша, дай нам сальца к горилке, – он поставил на стол бутылку.

Вера хотела раскричаться, запретить, но посмотрев на его заострившееся лицо, промолчала и полезла в кладовку.

Когда она вернулась, мужчины замолчали. Лесник чертил ногтем по столу, Георгий смотрел на стертую половицу.

– Сегодня еще одну взорвали, – медленно проговорил он, – в соседней Ивановке.

– Лес перестал расти, – взглянул лесник на хозяйку, будто жалуясь ей, – ветки сохнут, быть беде.

Вера выронила тарелку из рук. Значит то, что она видела сегодня, правда. Георгий налил в три рюмки, взял свою и опрокинул в рот. Лесник после выпитой горилки крякнул и схватил хлеб. Неожиданно заговорило радио, включившись после перерыва. Оно говорило не о том, что хотела услышать Вера. Почему в их селе так часто стали умирать люди, отчего не работает медпункт, по вечерам выключают свет, ничего нет в магазине, кроме водки и хлеба. Раньше, когда она работала на ферме, у коров было много молока, упитанные телята тыкались глупыми мордочками в ладони. Сено пахло летом, у всех была работа и в достатке дом. А сейчас она уже три года не получала ни копейки за свой труд. Слава богу, что есть хозяйство. А тут еще…

Лесник встал из-за стола и стал прощаться. Георгий поднялся за ним. И вдруг пошатнулся, вытер рукой нос, рука была в крови. Вера ахнула и побежала за платком. Лесник усадил хозяина и запрокинул голову, вытирая кровь с щеки. Жена села рядом и взяла больного за руку.

– Нельзя ему больше пить, – подумала она, глядя на его еще больше заострившееся лицо.

К утру у Георгия поднялась температура. Вера снова не пошла на работу. Она растерла горевшего мужа уксусом, сбегала к медсестре Даше, выпросила за десяток яиц лекарства и пичкала ими Георгия. На третий день, когда температура спала, Георгий ушел в мастерскую. Вера, наконец, повесила на окна выстиранные занавески. Теперь она знала, что надо делать, чтобы беда не повторилась. Она раздарила все вещи умершей свекрови соседям, выбросила битую посуду, клеенную бережливой старухой, притащила известь и выбелила комнаты, изгнав нечистого духа. Теперь она сама держала хозяйство. Георгий приходил с работы усталый и сразу ложился спать. Вера его жалела, сама таскала ведра, терла кукурузу курам, потихоньку копала картошку. И каждое утро, только вставала, смотрела в окно: Не едет ли сына. Сына не ехал. Мать собиралась, оставляла Георгию на завтрак казанок вареной картошки и шла в поле.

Осенний холодный ветер задувал за воротник, сухая трава цеплялась за ноги. Вера отдирала прилипшие к штанам колючки репейника, рассыпавшиеся на иголки. Солнце ярко горело на небе, но совсем не грело. От его лучей, казалось, шла такая злость, что воздух дрожал и тяжелел. Вера спускалась с холма и выходила в поле, где маячили согнутые спины сельчан, откапывающих буряки.

– Вера, – разогнулась навстречу пришедшей хромая Ангелина, – у Марьянки для тебя новость, зайди на почту. Женщина вздрогнула. Неужели весточка от сына.

Наскоро сделав норму, она побежала на почту. Но Марьянки в конторе не было.

– Может к нам занесла, – подумала Вера.

– Поднимаясь на крыльцо она вдруг столкнулась с лесником. Он выходил из дома какой-то озадаченный. Вера покачала головой:

– Опять?

Но лесник отстранился и тихо проговорил:

– Георгию плохо стало на лесоповале, когда бревна для мастерской выбирали, вот привез его.

– Допились, – крикнула Вера.

Георгий лежал на диване, закрыв глаза. Женщина осторожно дотронулась до его руки. Перегара слышно не было. Веки его дрогнули.

– Приболел малость, – произнес он, – хорошо Егор довез, сейчас полежу и встану.

Вера опустилась рядом. Что же это такое? Она его так берегла, все делала по хозяйству.

– Не должно так быть, – утерла она выступившие слезы, – съезди к врачу, может скажут что путное.

– Угу, – отвернулся больной, – мне уже легче.

Раздался стук в дверь. В комнату вошла маленькая щупленькая Дашка, сестра Марьянки, немного сутулясь, на цыпочках, словно боясь кого-то разбудить.