Василий Шульгин - Что нам в них не нравится…

Русский народ, разумеется, не составляет исключения. Он народился, существует и на мой взгляд еще не исчерпал своего бытия. Поэтому, в силу вышеизложенной политической аксиомы, он имеет право существовать и далее. И притом в качестве именно русского, а не какого-либо иного народа.

Разумеется, под словом «русский народ» я не разумею одних только северян, то есть великороссов. Эти последние имеют, конечно, полное право называться русскими, ибо они бесспорно русские, но все же они имеют это право не столь полное, как южане. Эти последние имеют право на «русскость» полнейшее, ибо слово «Русь» преимущественно связано с Киевом. Разумеется, я отметаю все «украинские» россказни, как лживый вздор, который в свое время будет ликвидирован проснувшейся гордостью южнорусского населения. Оно не позволит, чтобы его обманывали, как малого ребенка. Русским народом я считаю великороссов, малороссиян и белоруссов, а также и всех тех иных кровей, российских граждан, которые подверглись процессу ассимиляции и считают себя русскими.

Русский народ такой же, как и другие народы; и так же хочет еще жить. Его отличие от некоторых западных народов — только в том, что русская раса меньше сложилась. В нее вошло много нерусских кровей, и эта смесь еще не совсем превратилась в сплав. Амальгамирование еще идет; и вот почему русское национальное самосознание еще не очень твердо. И вот почему, должно быть, русские иногда так легко отрекаются от своего национального имени. Классический пример этого мы видели в Киеве в 1918 году, когда некоторая часть русской интеллигенции и аристократии, по требованию немцев, перекрасилась в «украинцев». Другой, еще более разительный пример, дают нам «евразийцы», здесь в эмиграции: эти отреклись от отца с матерью без всякой реальной надобности, только для того, чтобы совсем без драки попасть в большие забияки.

Но все это временное — старая, мертвая зыбь. Процесс консолидации русского национального самоутверждения идет. Смеясь над усилиями пресловутого интернационала, русский национализм именно теперь захватывает некоторые круги, еще недавно, казалось, совершенно безнадежные.

Так вот, исходя из этой политической истины, что каждый народ имеет право жить полной национальной жизнью, свободно развивая именно свои природные задатки, русский антисемитизм уже имеет полное оправдание. Имеет, конечно, в том случае, если еврейство этому свободному процессу мешает.

Для меня наличность «еврейского засилья» в русском интеллигентном классе была уже ясна в начале века. Евреи, кроме университетов, захватили печать и через нее руководство умственной жизнью страны.

Результатом этого засилья была энергия и вирулентность «освободительного движения» 1905 года, каковому движению еврейство дало «спинной хребет», костяк — подобно тому, как офицеры дали костяк армии Деникина.

Я утверждаю, что еврейское засилье, явственно обозначившееся в политической жизни страны в 1905 году, само по себе было достаточно, чтобы оправдать русский антисемитизм в форме противодействия этому процессу. Но, может быть, меня лично только эти наблюдения не вырвали бы из dolce far niente скромной помещичьей жизни, которой я предавался. Может быть, я рассуждал бы так: ну что же, если мы такие лодыри, что даже думать самостоятельно нам лень, то пусть нас ведут евреи; мы же «рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв».

Но случилось нечто, что теперь очень многим хорошо знакомо. Многие участники Белой борьбы помнят, конечно, что заставило их пойти «под знамена»: революция оскорбила глубокие тайники души — нечто святое, нечто запрятанное до поры до времени, но что вырвалось вдруг пламенем наружу. Скрежеща зубами шепталось: если и это стерпеть, то уже нельзя называться человеком. Чтобы сохранить в себе человека, люди ринулись в ряды под песню.

Увы. Так как в том лагере, откуда шли нестерпимые оскорбления и заушения, заправилами и вдохновителями, словом, «спинным хребтом» оказались евреи, то сама собой сложилась и вторая часть песни:

Это звучит терпко; но из песни, говорят, слова не выкинешь. А она, песня, в свое время распевалась на всем пространстве «Вооруженных сил Юга России».

В 1905 году было решительно то же самое. Конечно, слепые не видели, не понимали, что идет. Наивно они верили в какое-то «освободительное движение». Но мы знали правду. Мы знали, что идет революция — беспощадная, жестокая, которая уже изрыгает хулу на все святое и дорогое, которая затопчет Родину в грязь, если сейчас же, теперь же, не ожидая ни минуты долее, не дать ей… «в морду».

И кулаки сжимались. И оглушительная пощечина была этому самому «освободительному движению» отвешена. И так как командиру — первая чарка и первая палка, то оплеуха своим главным весом пришлась по еврейству, которое было у «освободительного движения» «за офицерский корпус». [6] См. в отделе приложений. Приложение № 8

«Освободительное движение» 1905 года еще и потому не разыгралось в революцию, которая наступила двенадцать лет спустя, что вырождение русского правящего класса тогда не подвинулось еще так далеко. В нем нашлись еще живые силы, сумевшие использовать народное патриотическое движение, то есть «низовую контр-революцию» до организованного отпора разрушителям и поджигателям России. В частности нашелся Столыпин — предтеча Муссолини. Столыпин по взглядам был либерал-постепеновец; по чувствам — националист благородной, «пушкинской», складки; по дарованиям и темпераменту — природный «верховный главнокомандующий», хотя он и не носил генеральских погон. Столыпин, как мощный волнорез, двуединой системой казней и либеральных реформ разделил мятущуюся стихию на два потока. Правда, за Столыпина стало меньшинство интеллигенции, но уже с этой поддержкой, а главное, черпая свои силы в сознании моральной своей правоты, Столыпин раздавил первую русскую революцию.

Но он не успел построить мост к еврейству. Еврей Мордко Богров его убил в том самом Киеве, откуда, как верил Столыпин, «свет национальной идеи озарит всю Россию».

А жаль. По-моему, «мост» готовился. Перед смертью Столыпин носился с мыслью о «национализации капитала». Это было начинание покровительственного, в отношении русских предприятий, характера. Предполагалось, что казна создаст особый фонд, из которого будет приходить на помощь живым русским людям. Тем энергичным русским характерам, которые однако не могут приложить своей энергии, так как не могут раздобыть кредита. Того кредита, той золотой или живой воды, которой обильно пользовался каждый еврей только в силу… «рождения», то есть в силу принадлежности своей к еврейству.