Костин Тимофей - Kara no Kyoukai:Chapter01 00

раньше, даже не чувствуя, что я живу.

Причина была проста.

Возможно, я смогу вернуть прежнюю себя.

Возможно, я смогу понять, что значили мои полуночные прогулки.

Да, можно было бы сказать, что я… влюблена в мое прошлое «я».

Подняв глаза, я поняла, что нахожусь в деловом районе города. Оказывается, в

задумчивости я сама не заметила, что измерила шагами полгорода.

Равновеликие офисные здания выстроились по сторонам улицы в строгом порядке.

В бесконечных стеклянных площадях, которые получились из их фасадов, истекала

ледяным светом призрачная луна. Очерченные каймой тьмы громадные зеркала отражали

друг друга колдовской бесконечной чередой.

Ночь была тихой и мертвой.

Кто теперь узнал бы аллею высоких деловых зданий в этом мире колдовских

теней, где за каждым углом чудились рыщущие монстры?

Призматический сталактит здания в глубине квартала поднимался намного выше

других. Двадцатиэтажная громада подавляла своими размерами, превратившись в башню, достигающую верхушкой луны.

Здание носило имя строителей и владельцев, клана Фудзё.

На его гранях, обращенных, ко мне и тонущих в глубокой тени, не было ни

единого отблеска, ни одного освещенного окна. Обитатели, если они и были, спали

мертвым сном. Неудивительно – недавно пробило два часа ночи.

В это мгновение мой взгляд поймала и притянула, точно магнитом, едва

различимая тень.

Силуэт парящей девушки. Это не метафора, она действительно парила в ледяном

воздухе, в потоках лунного света.

Ни единого дуновения ветра.

Холод. Необычный для летней ночи.

Заставляющий стеклянно похрустывать кости.

– Вот как. Сегодня ты тоже здесь.

Мне не хотелось признавать, но глаза не обманывали.

Девушка, о которой мы говорили, плавала в ночном небе, точно пристроившись

отдохнуть на хрустальном лунном диске.

Грани пустоты: часть 01 03

Я увидел себя – стрекозой.

7

Деловито стригущей воздух.

Бабочка пыталась следовать за мной, но стрекоза оказалась намного быстрее.

Скоро бабочка обессилела, перестала трепетать крылышками и закружилась в медленном

и плавном падении, вниз, вниз, вниз…

Последняя прощальная дуга.

Словно падающий в бездну сломанный цветок.

Пронзительно печальная картина.

Даже если мы не могли лететь вместе, мне хотелось бы остаться с ней хоть

немного. Но это было невозможно. Повиснув в пустоте, я утратил способность двигаться, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Услышав чьи-то голоса, я поднял каменно тяжелые веки. Следовало бы еще

немного поспать. Осудив себя за это недостойное желание, я поборол сонливость и

приподнялся. Черт, мне должно быть стыдно за подобную неуклюжесть и

бесцеремонность. Ведь я, надо полагать, так устал, просидев над чертежом всю ночь, что

взял и заснул прямо в кабинете Тоуко-сан. Иначе никак не могло получиться так, что я

лежал на кушетке прямо в мастерской, слыша голоса разговаривающих неподалеку о чем-

то Тоуко-сан и Шики. Я приподнялся, жмурясь от яркого света.

Шики прислонилась к стене, сложив руки на груди, а Тоуко-сан свободно

развалилась в кресле, заложив ногу за ногу.

– Утро доброе, Кокуто.

Острый взгляд Тоуко-сан уколол меня, но… это было нормально. Судя по тому, что на ее лице не было очков, я решил, что они с Шики разговаривали о «тех самых»

вещах.

Она выглядела как всегда, да и одета была вполне буднично.

Собранные в пучок волосы открывали шею, делая Тоуко-сан слегка похожей на

секретаршу. Хотя этот пронизывающий взгляд был настолько проницательным и даже

пугающим, что едва ли нашелся бы безумец, который предложил бы ей подобную

должность.

Тонкие черные брюки и свежая белая блузка дополняли ее свободный и

независимый облик.

– Простите, я, кажется, задремал.

Жалкая попытка оправдаться.

– Можешь не объяснять, я и сама вижу, – ответила она, кинув в рот сигарету. –

Если уж продрал глаза, то свари-ка лучше кофе. Это будет неплохой реабилитацией.

Я не понял, что имела в виду Тоуко-сан. Наверное, все же – «разминку»? Но

уточнять я не стал, а спросил:

– Тебе тоже, Шики?

– Не нужно. Я собираюсь отправиться досыпать.

Действительно, она выглядела так, словно и не ложилась.

Бродила по городу глубокой ночью, как раньше?

За комнатой, которая совмещала в себе офис Тоуко-сан и жилую комнату, сразу же

находилась кухня. По краю раковины выстроились в ряд три крана, напоминая

лабораторию, хотя два из них были туго затянуты металлическими лентами крест-накрест

и не использовались. Почему, кстати? Я понятия не имел. Но, глядя на них, я всегда

понимал, как чувствуют себя боксеры, когда стараются сбросить вес. Неудивительно, что

они такие агрессивные.

Включив кофеварку, я приготовил две чашки: Тоуко-сан и себе. Варить кофе я

умею превосходно, мало кто может похвастаться подобным мастерством. Неудивительно

– приходится делать это очень часто. Хотя я устроился на эту работу совершенно по

другой причине. Не затем, чтобы варить кофе или заваривать чай.

8

С тех пор, как меня наняли, прошло полгода.

Нет, слово «нанять» здесь не совсем подходит. Да и рабочим местом это трудно

назвать. Хотя я пришел в этот офис-мастерскую, готовый день и ночь напролет варить

кофе, рубить дрова или таскать воду. Наверное, потому, что с первого взгляда влюбился в

работы его хозяйки.

Время жизни Шики остановилось в семнадцать лет, а я по инерции окончил школу

и устроился в колледж: одиноко и бесцельно.

Ведь мы с Шики собирались поступать туда вместе.

Шансов на то, что она очнется от бесконечного сна, почти не было, и мне

оставалось лишь выполнить обещание. В одиночку.

Но для меня ничто не изменилось. Став студентом, я так же бездумно жил сквозь

пустые и одинаковые дни. Не зная, куда девать себя, однажды я по приглашению

однокурсников забрел на незнакомую выставку и наткнулся на куклу.

Кукла была настолько хрупкой, утонченной и изысканной, что в ней было трудно

признать творение рук человеческих. При всем невероятном сходстве застывшей фигурки

с человеком, мастер отчетливо дал понять, что она никогда не двинет рукой, не повернет

голову и не опустит ресниц – будет вечно пребывать в неподвижности.

Кукла была невероятно прекрасна.

Но мастер не пытался подделать человеческую жизнь. Он сумел передать внятное

и четкое послание: есть границы, в которые могут ступить только живущие. И есть места, где властно лишь неживое, куда не дотянется рука человека.

Эта поразительная двойственность пронзила меня насквозь. Я пал ее жертвой, внезапно и безнадежно влюбился в это призрачно-хрупкое уравнение. В эту изящную