Миядзава Кэндзи - Недетские сказки Японии

Именно под впечатлением от силы этой молитвы он поступил в школу Кокутюкай, принципы которой отличались от устоев буддийской школы отца, что внесло немало разногласий в семью Миядзавы.

Жертвование всем ради обездоленных и презрение к сильным мира сего были основными чертами школы Кокутюкай, что было близко душе Кэндзи. Смерть сестры Тоси, которая понимала его в семье лучше всех, навсегда оставила след легкой грусти в произведениях писателя.

Произведения Миядзавы Кэндзи, наполненные гуманизмом и любовью к природе, шагают из страны в страну. Они не могут и не должны знать границ.

- Наши предки птицы, все как один, когда впервые спустились с неба, были совершенно белыми - так обратилась ко мне одна престарелая сова, одиноко сидевшая в чаще леса на ветке низенькой сосны в безветренный тихий вечер, когда золотой серп уже висел на восточном небосклоне.

Однако я особенно не доверяю особам, подобным совам.

Посмотришь на нее, как она раздувает щеки, разговаривает неохотно, а если и говорит, то голос ее звучит зычно, весомо, или как она широко раскрывает глаза во время разговора и правдиво поворачивает свою толстую шею в темно-синей тени деревьев, то кажется, что сердце у нее такое же - прямое и бесхитростное. Да, сова своим видом могла обмануть кого угодно. Поэтому я ей нисколечко не доверял. Однако однажды, в самый обычный вечер, я, вдыхая серебряный лунный свет, пошел послушать, что же теперь расскажет эта большая сова. Мне показалось, что она хочет поведать известную историю о покрасочной мастерской коршуна [1] Традиционное японское сказание о том, как коршун открыл птичью покрасочную мастерскую и покрасил ворону в черный цвет, за что и приобрел ненависть соплеменников (Словарь народных сказаний и легенд префектуры Иватэ, 1966 г.). Существует несколько версий этой легенды, в том числе и о совиной покрасочной мастерской (здесь и далее прим, переводчика). . Что же, ничего плохого в том нет, что я спокойно выслушаю ее рассказ и оценю, достаточно ли он логичен, нет ли в нем обмана. Так что я, сделав, по возможности, серьезное лицо, обратился к сове:

- Сова, говорят, что птицы спустились с неба - ноги поджали и спустились. А еще говорят, что они все были белыми. Это правда?

Если это так, то почему же сейчас они такие разноцветные: кто трехцветный, кто пепельный, кто красный – кто во что горазд.

Сова, услышав начало моего обращения, мгновенно широко открыла глаза:

- Ага, попался на удочку!

Однако мое упоминание о трехцветных птицах резко испортило ей настроение.

- То, что вы говорите, совершеннейшая ерунда. Трехцветной может быть только кошка. Птица не может быть трехцветной.

Я обрадовался, что сова попалась в расставленные мною сети, и спросил:

- Так что, выходит, среди птиц не было кошек?

Услышав это, сова как-то нехорошо заерзала на ветке.

«Вот он, нужный момент», — подумал я и добавил:

- Где-то все-таки я слышал, что кошки входили в разряд птиц. И козодой мне говорил об этом, и ворона, кажется, говорила то же самое.

Сова горько рассмеялась, пытаясь сбить меня тем самым с толку, и добавила:

- Однако у вас большие связи.

Но меня так просто с толку не собьешь.

- И тем не менее это правда. К тому же об этом говорил мне ваш друг козодой.

Сова поерзала на ветке еще какое-то время и потом проронила:

- Это была кличка.

Сказала как отрезала и отвернулась.

- Так это была кличка? Чья? Чья? Эй, сова, послушай! Кошка —чья это была кличка?

Сова немного приподнялась на ветке, обратив свой прозрачный взгляд к луне, — весь ее облик выражал затруднение. Ничего не поделаешь, видно было, что разговор подходил к развязке. Сова сделала как могла интересное лицо и выпалила признание:

- Это была моя кличка.

- Ах вот как! Это была ваша кличка. Ваша кличка — Кошка. Хотя вы совсем не похожи на кошку — так я говорил, с интересом разглядывая совиное лицо, а сам про себя думал: «Ну вылитая кошка».

Сова, поморгав глазами, как бы страдая от яркого солнечного света, отвернула лицо в сторону. Казалось, она вот-вот заплачет. Это не входило в мои планы. Я так неумело пошутил над ней, что довел ее до слез. Мне было жаль ее. Сначала ведь у нее было такое хорошее настроение, она обратилась ко мне со своей историей, а я так подтрунил над ней, что отбил у нее всякое желание разговаривать. Я был расстроен и начал поспешно оправдываться:

- Ведь так много разных видов птиц. Я так понимаю, что раньше у них были различные форма тела и голос, а цвет перьев был одинаковым, он был у всех белым. Однако сейчас все изменилось, правда ведь? Хотя и сейчас есть совершенно белые птицы, например цапля или аист. Они не изменились, не так ли? — Пока я это говорил, сова постепенно поворачивалась в мою сторону, а к концу моего объяснения она уже согласно кивала головой, как бы вторя моим речам.

- Это великолепная трактовка. Птицы действительно сначала все были полностью белыми, что являлось причиной страшной неразберихи. Очень часто бывало, что фазан или какая-нибудь горная птица со спины окликнет другую: «Госпожа большая синица, добрый день», на что эта птица, сделав нехорошее лицо, молча обернется, и окажется, что это чиж. Или, например, маленькая птица сидит на ветке, и вдруг ей кто-то издалека кричит: «Господин чиж, заходите в гости», а оказывается, что это длиннохвостая овсянка. Тогда овсянка начинает думать, что ее любят меньше, чем чижа, ведь звали в гости не ее, разозлится и перелетит подальше. Все это в действительности приводило не только к тому, что больно ранило чьи-то чувства, но и к тому, что в делах возникала страшная путаница и даже суд строгого господина грифа Кордона не мог решить эти проблемы.

- Да, похоже, вы совершенно правы. Действительно неудобно. И что же случилось потом?

А-а, лист дерева на дубе сверкает и колышется. Но почему-то только один лист. Почему он колышется? — так, думая совершенно о другом, задал я вопрос сове.

Однако сова совсем не обиделась, а, наоборот, с радостью продолжила разговор:

- И здесь все птицы, все без исключения, пришли к негласному соглашению, которое они хоть и не произносили, но глубоко в сердце все разделяли. Соглашение это касалось того, что надо что-то делать, надо, применяя смекалку, как-то изменить ситуацию. Иначе, если дело так и дальше пойдет, цивилизация птиц остановится в своем развитии.

- Да, это так. Без перемен никак нельзя. У нас, у людей, тоже.

Разговор, правда, немножко о другом — касательно языков была такая же проблема. Ну так что же было дальше?

Было решено срочно обратиться к коршуну, чтобы он открыл свою покрасочную мастерскую.

Я подумал, что разговор привел нас, как я и предполагал, к покрасочной мастерской коршуна, и невольно рассмеялся. Это оказалось несколько неожиданным для совы, и тогда я, оправдываясь, поспешно добавил: