Святитель - Библейские темы

безумствуешь ты, Павел! (Деян. 26, 24). Но мы можем быть больше чем уверены, что Павел на такое суждение о христианстве без Воскресения ответил бы так же, как ответил сомневающимся и маловерным коринфянам:

если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. И мы несчастнее всех человеков (ср.: 1 Кор. 15, 14, 19).

Если Христос не воскресал, тогда воскресения из мертвых нет вообще и вся наша вера в Промысл Божий в истории, в победу добра и в Суд всего лишь смешное суеверие. Тогда люди рождаются на земле ради краткого спектакля в бескрайности времени и пространства, чтобы своими мизерными радостями и бездонной скорбью — бессмысленным театром! — сделать безнадежное царство смерти еще абсурднее. Тогда для нас может быть ценен только тот человек, который способен принести нам временную пользу в этой жизни, сделать ее более сносной или, быть может, в лучшем случае сократить ее. Тогда наша вера во Христа не простирается дальше земной жизни, а эта мысль невыносима для Апостола. Она для него невыносимое бремя, которое не дает ему дышать, поэтому, заглядывая в ту пропасть, к краю которой подводит эта мысль и с которой быстро освоились легкомысленные коринфяне, он в отчаянии взывает:

И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков (1 Кор. 15, 19), потому что тогда о цели и ценности нашей жизни можно было бы лишь сказать:

Станем есть и пить, ибо завтра умрем! (1 Ei?. 15, 32; ср.: En. 22, 13).

Даже если бы весь мир думал так, апостол Павел вопреки всему миру утверждал бы обратное: то, что смерть, этот

последний враг , побеждена и эта победа дарована нам Богом в Иисусе Христе (см.: 1 Кор. 15, 26, 57). И вновь обратился бы к тому чудесному событию, своему небесному доказательству, и доказательствам многих других свидетелей. Он вновь напоминал бы о перевороте, переломе, перерождении, которые воздвигли непреодолимую стену, разделившую в нем двух людей: одаренного ученика Гамалиила, который однажды отправился из Иерусалима на жестокую, немилосердную войну против "врагов" Бога Авраама, Исаака и Иакова,— и Апостола с неутолимой жаждой ревности о Христе воскресшем. Вновь и вновь он был бы вынужден возвращаться к основам своего Евангелия, то есть к Воскресению Мертвого, точнее, к воскресению мертвых. Как только в каком-то месте сомнение разъедало нежную ткань его учения, он мгновенно кидался к его центру — к Воскресению Христа, чтобы оттуда почерпнуть новое целительное подкрепление. Как только тьма начинала угрожать его деланию, он спешил к тому главному свету, который однажды на пути в Дамаск ослепил его и открыл неведомую дотоле тайну.

Только в лучах этого света могут быть понятны слова Павла о Боге, Христе и поведении человека. По своей сути его Благовестие есть не что иное, как Евангелие воскресения. Это необходимо особенно подчеркнуть в наше время, когда некоторые "боги" думают, что они нашли ключ к проповеди апостола Павла в доктрине фарисейства [140] Доктрина фарисейства. Фарисеи во времена Иисуса Христа были представителями самого влиятельного религиозно-общественного течения в Иудее. Они проповедовали строгую жизнь, ритуальную чистоту и точнейшее исполнение закона. Представители этого течения боролись против языческого влияния на народ, отстаивали национальную самостоятельность. Все это привлекало к ним людей. Но чем дальше время удаляло их от богооткровенного источника веры, тем сильнее проявлялось в их учении и действиях человеческое начало. Нарастали формализм и обрядовость. Гордость и мнение о своей праведности вели фарисеев к духовной слепоте и делали их неспособными со смирением признать кого-либо выше, чище и праведнее себя. В этом и обличал Иисус Христос фарисеев и книжников. Не отменяя закона, Господь ставил дела любви и милосердия к страждущим людям выше обряда: суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2, 27). , или в восточном этическом ригоризме [141] Ригоризм — строгое, неуклонное проведение определенного принципа в своих действиях, поведении и мыслях, исключающее любые компромиссы, особенно в моральном отношении. , или в платонизме [142] Платонизм — течения в философии, находящиеся под влиянием Платона (428 или 427 — 348 или 347 до Р. X.), ученика Сократа. Согласно его учению, существуют идеи (высшая из них — идея блага) как вечные и неизменные умопостигаемые прообразы вещей, всего преходящего и изменчивого бытия; вещи — это подобие и отражение идей. Познание есть "воспоминание" души об идеях, которые она созерцала до ее соединения с телом. . Нет сомнений, Апостол в своих воззрениях отводит место этим трем философским спекулятивным системам, но они не являются чем-то существенным и тем более главным или исчерпывающим в его учении. Если бы самые резкие критики так называемого "павлинизма" попытались вычленить из него эти "недостоверные элементы", которые они считают основой учения Павла, они бы с удивлением обнаружили, что подлинная основа осталась нетронутой. И в каком огромном заблуждении были бы они, если бы думали, что хоть одно слово проповеди Апостола могло родиться без знания о Христе воскресшем! Но, конечно, это заблуждение было бы не меньшим, чем то, что христианство возможно без веры в бессмертие.

Вот и перевернута последняя страница святой книги, содержание которой от корки до корки представляет собой гимн святому целомудрию и благочестию. Перед этой книгой самые строгие критики, полные предубеждений и предрассудков, онемев, застывали, перечитывали ее от начала до конца и закрывали ее с умягченным сердцем и обновленным духом. Закрыта книга, содержащая повесть, в которой говорится, что в иудейском городе Назарете жили бездетные Иоаким и Анна.

Вся эта повесть светится так, словно они освещены тем вечерним закатным румяным светом, мягким и тихим, который провожает солнце, чтобы на следующее утро оно озарило мир с востока. Кто не обрадуется радости стариков, которая пришла к ним уже при близкой разлуке с миром, чтобы уронить каплю меда в их горькую от скорби жизнь!

Души двух стариков, Иоакима и Анны, исполнялись неописуемой райской радостью, когда они смотрели, как их маленькая дочка в сопровождении своих подруг скромно, но торжественно входит в храм Божий, где ее встречает духовенство. Маленькая Мария рано осталась сиротой, без отца и матери. Господь за благочестие Иоакима и Анны пощадил их, не дав им увидеть все скорби и страдания, которые были уготованы их чаду ради одной-единственной награды, воистину великой и непостижимой,— назваться Матерью Сына Божия. Иоаким и Анна умерли в утешении, что они оставили свое дитя под покровительством Церкви, под Божией защитой.