Гинс Г.К. - Сибирь, союзники и Колчак т.2

(Народ в ужасе молчит.) — Что ж вы молчите? Кричите: да здравствует царь Дмитрий Иванович!

Народ безмолвствует.

(А. С. Пушкин. «Борис Годунов»)

Два года из событий Великой русской революции! Они пролетели так быстро, и тени погибших ее деятелей уже забываются. Безжалостная судьба сбросила их с пьедестала власти. Имена их развеял вихрь новых событий.

Пройдут годы, и в свое время какой-нибудь историк со снисходительной улыбкой будет говорить о неудачной попытке русской контрреволюции 1918-1919 гг., он сравнит Сибирь с Вандеей и, может быть, даже не вспомнит какого-то адмирала Колчака.

И стоит ли, действительно, этотпериод внимания? Естьли в нем что-либо яркое? Может быть, он только задержал ход русской революции?

Длинной вереницей прошли перед нами деятели этих двух лет. Какая разнообразная галерея! В роковой последовательности фактов сменяют друг друга: большевик Косырев — какого-то добродушного народника, вялого и безвольного комиссара Временного Всероссийского Правительства. Косырева сменяют одновременно бывший военный администратор, полковник, потом генерал Иванов и типичный деятель подполья, весь проникнутый социалистическими идеалами, комиссар Сибирского Правительства Павел Михайлов.

Выступает затем на сцену и само Сибирское Правительство, трезвое и умеренное, с деловыми тенденциями и демократической доступ ностью, простотой и непритязательностью. Но кругом кипят политические страсти. Бывшие союзники, генерал Иванов и социалист Павел Михайлов, расходятся. Справа и слева происходит ожесточенная борьба за власть.

Возникает множество правительств. Все они детски беспомощны и бессильны, но все притязают на суверенитет.

Сибирское Правительство, самое сильное из всех, истощает все свои силы в невольной борьбе. Его сменяет искусственная, беспочвенная Директория.

Всего несколько месяцев, но как ярко вырисовываются за это время полная несостоятельность профессиональных политиков социалистической демократии, их склонность к демагогии, непрактичность, рабская преданность партии, неспособность отрешиться от подпольных привычек заговорщиков и подняться до государственного кругозора и трезвой оценки положения.

Среди них разные люди: честолюбцы и скромные; любители развлечений и аскеты; зараженные манией величия и тихие, покорные слуги партии; но все они — люди касты, с кругозором, замкнутым в рамки программы и предписаний центрального комитета.

Настала диктатура. Для характеристики этого периода не найти фотографий, изображающих деятелей гражданской власти, съезды крестьян, народные собрания. Есть только портреты генералов, снимки парадов, смотров, военных банкетов и картин разрушения. Это был военный период. Он весь окрашен милитаризмом.

Скромно стушевались за блестящим генералитетом остатки демократического Сибирского Правительства. Обезличенные, скромные, они продолжали работать в избранном раньше направлении. Но бесплодной и незаметной оставалась работа этих «разночинцев»: бывших учителей, врачей, мировых судей. Они оказались способными быть исполнителями, но не умели завоевать власть.

Умеренная демократия тоже не выдержала экзамена.

Но понять ее неудачи можно только тогда, когда вникнешь в психологию этого периода. Он весь был проникнут отвлеченными идеями «единой России» и «единоличной власти». Эти идеи выставлялись как самоцель, им приносились жертвоприношения, и в увлечении ими было так же мало практичности и трезвости, как в стремлении левых партий к социализации земли и национализации промышленности.

Адмирал Колчак был символом этой идеи, ее пламенем он горел и за нее погиб.

Служение идее «Единой, Великой России» было проникнуто каким-то религиозным мистицизмом. От служащих, от населения требовали жертв во имя этой идеи — и оставляли их полунищими. Лучшие шли и служили национальной идее, худшие уклонялись и обратились к наживе. В этот период вести за собой мог интерес, а не идеал.

«Всероссийское» заглушило «сибирское». Это было одной из главных причин, почему восторжествовала военная и гражданская бюрократия. Царские генералы, дипломаты, чиновники приносили с собой тень прошлого величия; казалось, с ними приходило сияние национальной мечты, и его ярким светом они затмевали скромных деятелей Сибири.

А в действительности большинство из них приносило с собою неисправимые привычки произвола и дух реставрации. Чуждый ему адмирал Колчак оказался невольным виновником его торжества. Этот дух пришел вместе с идеей диктатуры во имя объединения России. Светлая национальная мечта облеклась в рубище прошлого.

И если бы министры Омского Правительства оказались даже более подготовленными к власти, то не наступил ли бы все равно тот же конец?

Народ не понимал отвлеченной цели гражданской войны, и тяжесть борьбы озлобляла его против чуждой ему по духу власти.

Гражданская война в Сибири началась несвоевременно. Это первородный грех всего движения. Случайность чешского выступления вовлекла в борьбу только интеллигенцию, и отказ чехов участвовать в этой борьбе до конца гибельно отразился на ходе освободительного движения.

Но сколько других причин влияло на роковой исход событий!

Интервенция, все время подававшая надежды, приносила существенную поддержку, но так бессистемно и непланомерно, что всегда порождала излишнюю самонадеянность командования и переучет сил. Разобщенность союзников, поддержка ими различных противоправительственных сил: одними — левых социалистических групп, другими — атаманов, которые превращались в царьков, осложняла и без того трудную обстановку и подрывала престиж власти. Непризнание правительства тем тяжелее отзывалось на положении власти, что о признании все время говорилось. Лучше бы этот вопрос не был совсем поднят.

Не прекращавшаяся подпольная борьба со стороны эсеров, не скрывавших своих намерений и отказавших правительству не только в сотрудничестве, но и в лояльности, разлагала тыл и вызывала репрессии.

Начало единоличной верховной власти вовсе не отрицает ни ответственного кабинета, ни народного представительства. Омская диктатура, благодаря личным свойствам адмирала, могла бы легко приспособиться к духу времени и настроениям общества и населения, но вместо этого она приобрела жестокий и суровый характер, сверху донизу проникнувшись духом недоверия и злобы.

Местные военные сатрапы, своевольные атаманы, бесчисленные коменданты, цензура, бездарные администраторы, милиция из жандармов — все это извратило природу омской власти.

Оскорбительные порки, жестокие усмирения, вымогательства оттолкнули население от правительства адмирала Колчака.