Гинс Г.К. - Сибирь, союзники и Колчак т.2

Но хорошо зарекомендовали себя и бессарабские «граждане». Основав так называемый Сфатул-цери (краевой совет), которому, как полагается по революционной программе, присвоена была верховная власть, они в лице всего председателя, знакомого мне по Петроградскому университету, ловкого, но довольно посредственного малого Инкульца, не замедлившего полеветь, когда произошла революция, — провели присоединение Бессарабии к Румынии. Сделано это было ничтожным количеством голосов, и притом так, что большинство даже не знало, какой вопрос будет рассматриваться, но после этого Сфатул-цери уже не собирался, а румыны сочли оккупацию «легализированной» голосованием народного собрания.

Так гласила записка, подписанная известными в Бессарабии деятелями: предводителем дворянства А. Крупенским и кишиневским городским головой А. Шмидтом.

Адмирал дал мне прочесть эту записку, и когда я рассказал ему ее содержание, он ответил репликой: «Все эти вопросы решит война».

Вечером кают-компания вела длинную беседу за чашкой чая, и в связи с разговорами о России один из офицеров, сопровождавших адмирала, поделился своими воспоминаниями о пребывании на юге России в период национального самоопределения.

Он жил в Одессе в то время, когда развивалась мания сепаратизма, вскормленная идеей самоопределения народностей. В одном из номеров Петроградской гостиницы проживала группа офицеров, с каждым днем приближавшаяся к нищенству. В один прекрасный день ей предложили выбираться из гостиницы. Почему? Она реквизирована для иностранной миссии.

— А почему рядом живут русские?

— Это не русские, это консул Грузии, а дальше — миссия Азербайджана, а там дальше — Латвии.

Черт возьми, подумали офицеры, что же мы зеваем? Судили, рядили и решили объявить себя правительством Белоруссии. Того, который был повыше да потолще, назначили председателем Совета министров, а того, который был изворотливее, назначили министром иностранных дел.

Встал вопрос финансовый. Как быть? Наши молодцы оказались с головой. Они решили устроить внешний заём. Послали посла в Киев, объявили о признании независимости Украйны и получили заём. Потом послали к Деникину за поддержкой формирований. Получили и оттуда.

Дела шли прекрасно. Уже представитель одной из иностранных миссий снабдил их чеком, по которому они должны были получить изрядную сумму, как вдруг произошло неприятное недоразумение. Банкирская контора, кем-то уведомленная об истинной природе нового «правительства», выдала им некоторую сумму, но затем «потеряла» чек.

Вслед за этим произошло еще одно недоразумение. Наши молодцы решили послать делегатов на мирную конференцию в Париж отстаивать интересы своего государства. Подали заявление французскому консулу. Приходят получать паспорта. И что же? Им объявляют, что паспорта делегатам Белоруссии только что выданы.

Что такое? Ведь мы делегаты, мы министры!

Оказалось, что существует другое правительство, подлинное, которое приехало из Минска. Вскоре в газетах появились разоблачения насчет самозваного правительства, денежные выдачи были задержаны...

История смешная. Но кто здесь смешнее, трудно сказать. Она так характерна для всей эпохи, что с рядом вариаций могла повторяться в десятках мест.

Тот же офицер рассказывал некоторые подробности об известной одесской эпопее.

В одной и той же гостинице живут два командующих враждебными войсками: Гришин-Алмазов, перебравшийся из Сибири к Деникину и ставший генерал-губернатором Одессы, и начальник украинских войск. Войска эти были и недурны по качеству, и достаточно многочисленны. Их можно было использовать для борьбы с большевизмом, но между двумя соседними «народами», русскими и украинцами, шла распря. Украинские войска стояли под Одессой, а командующий благодаря покровительству иностранцев жил в самой Одессе, рядом с Гришиным.

Украинцы пригласили к себе французского генерала. Он съездил и остался доволен. Его встречали с национальной музыкой, конвоями, караулами, командой «до пупа гоп» (по-русски «на караул»), француз удивлялся, откуда взялся этот новый культурный народ, отчего бы не жить с ним в мире.

Но пока все это происходило, украинцы стали разбегаться из полков по домам. Большевики надвинулись и оказались под Одессой.

Французы бежали на пароходы с такою поспешностью, как будто на Одессу надвигались неимоверные полчища.

Какая ирония судьбы: как раз в то время, когда мы вспоминали это на пароходе, Петлюра вонзал нож в спину деникинской армии.

Военный план

Чем ближе мы подъезжали к Тобольску, тем больше возрастал интерес к положению на северном участке нашего фронта. ;

Адмирал объяснил нам, что предполагал он застать на севере.

Большевики, взяв Тобольск, направили часть сил против отошедшей к северу группы наших войск, которая прикрывала транспорт, шедший с товарами и снаряжением северным морским путем. Другая часть пошла на юг к Омску.

Когда началось октябрьское наступление, большевики были отогнаны от Тобольска по направлению к Тюмени. В то же время были посланы отряды вдогонку группе красных, шедших на Омск, в расчете, что красные изберут кратчайший путь на Тюмень, застрянут в болотах, и когда выйдут на Тобол, то окажутся окруженными. «Впереди, — говорил адмирал, — окажется главная группа наших войск, идущая сейчас на Тюмень прямо из Тобольска, а сзади их окажутся преследующие их войска».

Адмирал явно предвкушал удовольствие удачной и верной операции. Но по мере того как мы ехали, выяснялось, что план не удается. Красные не пошли по кратчайшему пути отступления, так как он оказался труднопроходимым из-за болот и распутицы; вопреки всем ожиданиям они повернули обратно на Тобольск и по частям разбивали наши небольшие отряды, которые шли в расчете преследовать отступавшего противника, а встретили в действительности наступающего. Командир воткинцев Юрьев, видя ошибку, самовольно изменил план и разбил красных, но сейчас же был уволен. Красные продолжали наступать на Тобольск.

Накануне нашего приезда артиллерия красных обстреливала пароход на Иртыше и гремела под самым Тобольском. Было небезопасно и для нашего парохода. Окруженными оказались, в конце концов, не красные, а наши части. Подойдя опять к Тобольску, красные, не заходя в город, повернули на Тюмень и, таким образом, оказались в тылу тех наших войск, которые шли по Тоболу в тюменском направлении. Только благодаря тому, что весь водный транспорт был захвачен в наши руки, удалось посадить войска на баржи и перевезти под Тобольск.

В этом положении застал северную группу, находившуюся под командой генерала Редько, приезд адмирала Колчака.