Неизвестно - Саласюк От июня до июня

Дина еще долго стояла на костельной башне, глядя туда, где погибла «ее» - так она теперь о ней думала - рота. Но представить себе среди убитых Софу не могла. Эту трогательно наивную, часто загадочно улыбающуюся, симпатичную девушку представить неживой было невозможно. Это было неправильно, неверно, проти­воестественно... Давно спустился вниз пан Владислав, а Дина все стояла.

Наконец она решила что делать. Быстро спустилась по лестнице, вышла на улицу и пошла туда, где часа два назад погибла ее рота. За деревней брусчатка кончилась, и она шла босиком, держа в руках туфли и узелок со своими вещами, по горячей мягкой пыли.

Началась гроза - моментальная, хлесткая. Дина безостановочно шла под до­ждем, ускоряя шаг. Место гибели роты оказалось ближе, чем она рассчитывала. Издали она увидела огромное количество убитых солдатиков - как бежали по полю вправо от дороги, к лесу, так их и положили.

Дождь кончился. Застрекотали кузнечики, зазвенели жаворонки, но она словно ничего не слышала, шла в смертельной тишине, наклоняясь, всматриваясь в лица убитых. Капитан лежал близко от дороги, рядом с ним человек пятнадцать. Вид­но, они пытались организовать оборону. Да куда там - с винтовочками в чистом поле против бронетехники и пулеметов. Остальные бежали, спасаясь, в лес. До­бежал ли хоть один? Дина обошла всех, но Софы нигде не было. Здесь, на поле, ее не было! Не увидела Дина среди убитых и того чернявого солдатика-украинца, который держал в своих больших крестьянских руках девчоночью ладошку, как неслыханную драгоценность, и говорил Софке о ее длинной линии жизни.

Значит, они спаслись? Но где их искать? Идти в лес, кричать, звать? Она до­шла до леса. Прошлась по его краю, далеко не заходила, боялась заблудиться. Немного покричала. А в ответ ей только птицы пели в этом счастливом, мирном, июньском лесу. Постояла в сомнении, послушала и направилась назад. И вдруг Дина увидела на повороте дороги - в этом не было сомнения! - свою Софку! Это она, ее платье!

- Софа! - крикнула что есть сил и бросилась бежать напрямик по полю к ней навстречу. - Софка!

Фигура на дороге остановилась, издала щенячье-рыдающий звук и бросилась с дороги навстречу Дине прямо по полю.

Они кинулись друг другу в объятья, словно родные после долгой разлуки. Они рыдали, словно внезапно получившие жизнь и свободу приговоренные к смерт­ной казни узники. Дина, осознавая, что опасность вовсе не миновала, потащила подругу к лесу, и уже там, скрывшись за кустами и деревьями от глаз, которые могли бы их видеть с дороги, они рассказали друг другу свои истории. Конечно же, первой потребовала объяснений Дина.

- Рассказывай, рассказывай же поскорее, что с тобой произошло, почему ты одна, как все было? Ну, говори!..

Утирая слезы, Софа робко улыбалась.

- Рассказывать нечего, Дина. - Она покраснела и опустила глаза. - Как вы уе­хали, я сходила на пруд, постирала свое белье, искупалась, вернулась на хутор и легла поспать на сеновале.

- Как же они тебя забыли?

- Не знаю, я ведь никому не сказала, что пойду на сеновал. Проснулась, когда танки немецкие мимо проезжали. И побежала следом.

- А твой солдатик этот, где он? Среди убитых его нет. Я, во всяком случае, его не видела.

- Васенька? - просияла лицом Софка.

- А! Его зовут Васенька. Ты что, влюбилась?

- Когда мы вернулись с пруда, его старшина позвал.

- Так вы вместе ходили на пруд - вдвоем?

- Да. Но ты не подумай ничего такого!

- И вместе купались?

Софа опустила голову, и по ее щекам покатились крупные слезы.

- Что ж теперь плакать. - жестко сказала Дина. - Нашли время. Такая война началась, столько людей гибнет, а они тут - «линия любви», «линия любви».

- Он такой ласковый, такой нежный и такой сильный. - Софа закрыла лицо ладонями и говорила, давясь слезами. - Он мне такие нежные слова говорил, как никто никогда в жизни. Он меня звал «лапушка» и «Сонюшка-солнышко». - И, счастливо улыбаясь, робко поглядела на Дину.

Дина передернула плечами. Помолчала, подумала.

- Может, вы и правы. - раздумчиво сказала. Но о себе знала, что пока идет война, пока эти фашистские убийцы есть на белом свете, ни о каких «амурах» и всяких там «шурах-мурах» не может быть и речи.

- Ну ладно! - сказала, поднимаясь с земли. - Пойдешь смотреть на наших?

Софа отрицательно покачала головой.

- Нет, я опять плакать буду. Мне жалко их.

- А твой Васенька, наверное, спасся. Слышишь? Нет его среди убитых.

- Да, - сказала Софа, лицо ее при этом нежно посветлело, а в глазах засияло счастье. - Я знаю, я душой чувствую, что он жив.

Удивленная ответом, всей реакцией Софки на упоминание имени этого малоиз­вестного им солдата, Дина долго потом недоумевала: когда та успела влюбиться, втюриться до такой степени - ведь не более суток они побыли рядом друг с дру­гом, да притом на глазах двух сотен человек?

И все-таки они еще раз вышли к дороге и собрали у погибших их документы. Завязали их в платок - получился отдельный емкий узел. Потом Дина вернулась в пристанционное село, зашла в костел, там шла вечерняя служба. Дождавшись ее окончания, она подошла к пану Владиславу и пожилому настоятелю костела.

- Здесь документы убитых у дороги российских солдат, - сказала она им. - Со­храните до победы. Красная Армия придет - отдайте.

- Я тоже верю в нашу общую победу над германцем, - ответил священник. - Мы все сделаем как надо. И жолнежей поховаем.

- А куда вы пойдете теперь, пани Дина? - спросил Владислав.

- В лесу ждет подруга - та самая Софа. Пойдем в Слоним, там ее родители живут. Побудем пока у них, а потом посмотрим. В любом случае необходимо дей­ствовать против немцев.

- Пани Дина настоящая русская патриотка! - с чувством сказал Владислав.

- Я ни разу не была в России, - сказала Дина, - но знаю, что русские все равно победят этих гадов.

- Пани Дина из белой эмиграции? - участливо спросил ксендз.

- Я еврейка из Варшавы, - ответила Дина. - Польша - моя Родина.

Изумление, отразившееся на лицах мужчин, не имело предела.

Часа через два-три девушки шли по ночной дороге, в торбах у них имелся за­пас продуктов, и проводником им был тот самый жвавый парнишка Юзик. Он до­вел их до следующей деревни и передал другим людям с наказом от ксендза. Так, по эстафете, люди довели их почти до самого Слонима. И в один замечательно солнечный день июля девушки увидели на берегу реки Щары удивительно уют­ный, чистый и тихий город Слоним.

2

Несмотря на оккупацию, Михаил Моисеевич решил-таки отметить свой соро­ковой день рождения. Пусть тихо, пусть скромно, но все же чтоб был. Конечно же, никаких гостей. У всех такое горе - война, люди не поймут, еще и осудят. Зачем?

- А у нас двойной праздник, Розочка, - говорил своей милой жене Михаил Моисеевич, сидя в легком белом костюме на плетеном стуле в вишневом садочке с гитарой в руках и мастерски перебирая струны.