Васильев В.В - Подвалы кантовской метафизики

Однако в схолии к тому же разделу Кант дает понять, что изложенные в нем аргументы были связаны с "законами чувственного созерцания" (2: 308), т.е. с пространством. Более того, если бы Кант вел речь о нематериальных субстанциях, он не смог бы интерпретировать свое заключение от их взаимодействия к необходимой интеллигибельной причине последнего как достоверный вывод - ведь мы не знаем, взаимодействуют они, или нет. Но Кант определенно указывает на аподиктический характер аргументации в разделе о форме интеллигибельного мира (там же). Значит, он отталкивается от несомненного факта взаимодействия пространственных субстанций.

Итак, в четвертом разделе диссертации Кант говорит даже не о субстанциях вообще, а прежде всего об интеллигибельной причине взаимодействия материальных субстанций. При этом он сознательно воспроизводит свою старую концепцию пространства, создавая громадные трещины в тексте. Но почему Кант идет на противоречие с самим собой? Ответ на этот вопрос надо, по-видимому, искать за пределами философии. Весной 1770 года, после назначения Канта ординарным профессором логики и метафизики Кенигсбергского университета, ему потребовалось быстро написать очередную диссертацию (четвертую и последнюю; защита состоялась 21 августа), относительно которой предполагается, что она должна иметь систематический характер. Предпосылки для создания всеобъемлющей системы метафизики в это время у Канта уже есть их дало сделанное им за год до диссертации открытие идеальности времени и пространства, которое позволило четко разделить мир феноменов и ноуменов и тем самым набросать как бы схематичный план будущего здания метафизики. Однако если "феноменология" была уже практически готова к 1770 году, то к исследованию общих принципов формы интеллигибельного мира, учитывающему открытие 1769 года, Канту еще только надо было приступать. Но Кант, вероятно, не хотел оставлять пустот в диссертации и принял решение заполнить их своими старыми аргументами, не забыв предупредить читателя об этом.

Композиционные особенности диссертации Канта заставляют вспомнить знаменитую "компиляционную" теорию "Критики чистого разума", созданную в свое время Э.Адикесом, Х.Файхингером и Н.К.Смитом (2

). Согласно этой теории, "Критика чистого разума" была в спешке составлена Кантом из созданных в разное время фрагментов, порой плохо стыкующихся друг с другом. И хотя по отношению к "Критике" эта гипотеза давно уже растеряла авторитет, мы видим, что она с успехом применима к анализу диссертации 1770 года.

Результат же этого применения - серьезное смещение акцентов в определении значимости тех или иных частей диссертации 1770 года, в частности, к девальвации идей раздела "О принципах формы интеллигибельного мира", а также связанного с ним первого раздела диссертации, где предварительно обсуждается понятие мира вообще (в дальнейшем мы еще задействуем этот вывод). То, что подобная оценка соответствует кантовскому отношению к этим частям диссертации, подтверждается его высказываниями из письма к И.Ламберту от 2 сентября 1770 года. Сообщая здесь о (неосуществленном) намерении внести исправления в диссертацию перед ее публикацией, Кант отмечает важность идей второго, третьего и пятого разделов диссертации и необходимость "более тщательного и подробного" их изложения, указывая в то же время на малую значимость первого и четвертого разделов (8: 482).

Нам осталось обсудить пятый раздел диссертации, трактующий о методе метафизики (и связанный с ним второй раздел). Проблема метода метафизики являлась своего рода двигателем философского развития Канта. О методе метафизики речь заходит уже в его студенческой работе "Об истинной оценке живых сил", не раз затрагивалась Кантом эта проблема и в пятидесятые и шестидесятые годы (3

). Из наиболее значительных результатов, полученных им в шестидесятые годы и имеющих прямое отношение к методологической тематике, отметим различение Кантом логических и реальных оснований (в четкой форме в работе "Опыт введения в философию понятия отрицательных величин"), а также связанный с этим различением фундаментальный вывод о том, что мы не имеем права произвольно измышлять силы и причины, а знание о них должны черпать исключительно из опыта. Иллюстрации этого вывода посвящена знаменитая работа Канта "Грезы духовидца", вышедшая в 1766 году. В диссертации 1770 года обе эти темы присутствуют (2: 309, 317), хотя и не являются здесь ведущими.

Что же выходит на первое место в методологическом разделе диссертации? - Обсуждение вопроса о пользе, которую может принести философии различение чувственности и рассудка. Само проведение границы между ними играет пропедевтическую роль по отношению к системе будущей метафизики (2: 289), а "опыт такой пропедевтики - пишет Кант - представляет собой наша диссертация" (там же).

Утверждение Канта опять переставляет акценты в определении веса различных частей диссертации, перенося основную тяжесть на второй и пятый разделы. Во втором разделе обсуждается само различение чувственности и рассудка, в пятом - его методологический аспект. Но в чем, собственно, состоит его ценность для метафизики?

Дело в том, что признание истинности постулата о "генетической" неоднородности чувственных и рассудочных представлений позволяет сформулировать строгое методологическое предписание, запрещающее смешение этих двух родов познания (2: 310). По словам Канта, "весь метод метафизики, касающийся чувственного и рассудочного, сводится главным образом к следующему: нужно всячески остерегаться того, чтобы принципы чувственного познания выходили за свои пределы и касались рассудочных познаний" (2: 310). В пятом разделе диссертации Кант разбирает наиболее существенные случаи неправильного употребления чувственных и рассудочных представлений, не учитывающего границы между ними. Основоположения, построенные на таком ошибочном употреблении, Кант называет "подменными аксиомами" (axiomata subreptitia) и выделяет три их возможные разновидности (2: 312-313). Одновременно Кант выдвигает общий "принцип исправления любой подменной аксиомы: если какому-нибудь рассудочному понятию приписывается вообще какой-то предикат, касающийся отношений пространства и времени, то он не должен быть высказан объективно; он указывает только на условие, без которого данное понятие не может быть познано чувственно" (2: 312).

В чем смысл этого кантовского правила? Вспомним, что чувственные представления относятся исключительно к области явлений, а рассудочные - к вещам, как они есть (2: 285). В диссертации Кант называет вещи, как они есть, в отличие от вещей, как явлений, также объектами (2: 286, 291). Поскольку пространство и время признаются Кантом субъективными формами чувственности, то все пространственно-временные характеристики не имеют отношения к объектам, существующим самим по себе, ведь все, что попадает в сферу пространственно-временных определений, сразу приобретает субъективный характер и не может существовать само по себе. Именно поэтому предикаты, касающиеся "отношений пространства и времени... не должны быть высказаны объективно" (2: 312), т.е. по отношению к вещам, как они есть.