Юлия Вознесенская - Женский декамерон

Через час после взлета у этой молодой дипломатши начались схватки. Перевели мы ее в наш отсек, уложили на диван, а что дальше делать? Инструкция в таких случаях велит искать врача среди пассажиров. Ну, на всякий случай объявили мы по рации, хотя и сами знали, что навряд ли среди такого состава найдется врач. Так и вышло, врача не оказалось. Лежит дипломатша, стонет и все спрашивает у нас: «Мы советскую границу скоро перелетим? Я не хочу рожать над этой землей!» Мы ее успокаиваем!: «Скоро, скоро!» А сами знаем, что до высадки в Лондоне все равно все пассажиры находятся на советской территории — самолет-то аэрофлотовский!

Молодой муж сидит рядом, держит ее за руку и успокаивает то по-русски, то по-английски, то Катенькой, то Кэт называет. Она ему тоже жалуется, переходя с языка на язык. Вижу я, что она и вправду может разродиться у нас в самолете, а кто ребенка принимать будет? Надо как-то ее успокоить, а снотворное я боюсь ей дать — в инструкции ничего об этом не сказано, а сама я в этом не разбираюсь. И тогда приходит мне в голову гениальная мысль, как ее успокоить, вывести из истерики и роды задержать. Только без согласия мужа этого сделать нельзя. Вызываю я его на минутку из нашего отсека и в тамбуре объясняю ему:

— Жена ваша нервничает. Если так дальше пойдет, то до Лондона она не дотянет, родит. А принимать роды некому. Но с нами летят актеры. Давайте я попрошу какую-нибудь пожилую актрису изобразить врача, успокоить вашу жену? Может быть, она тогда уснет и мы доставим ее благополучно в Лондон. А туда уже сообщили по радио, там нас врач встречать будет.

Дэвид, так звали мужа, со страху на все соглашается. Отправила я его назад к его Катеньке, а сама пошла в салон к актерам. Поговорила я с женщинами-актрисами, и одна из них согласилась.

— Ладно. Сыграю экспромтом роль в незапланированном спектакле!

И пошла со мной в наш отсек. Уже по дороге она вошла в роль так, что даже голос у нее изменился, когда она к этой Катеньке обратилась:

— Ну-с, дорогая моя? Что же ты так спешишь? Давай-ка я тебя посмотрю.

Присела она рядом с Катенькой, ощупала ей живот, а потом оборачивается к нам и говорит:

— Попрошу на две минуты нас оставить!

Тон прямо приказной, мы с Дэвидом и напарницей моей сразу подчиняемся и выходим.

Возвращаемся, когда она нам разрешила. Она с важным видом заявляет.

— Паника напрасная. Родит еще нескоро. Но на всякий случай приготовьте мне побольше горячей воды, чистые полотенца, спирт, ножницы. Покажите мне вашу аптечку!

Осмотрела она с важным видом нашу аптечку и говорит:

— Ну, все в порядке. В крайнем случае может наша торопыга и здесь рожать! А вообще-то тебе, дорогая, сейчас надо уснуть. Отдохни, тебе еще придется потрудиться.

И так у нее все натурально выходит, что не только Катенька успокоилась, но и Дэвид, который знал, что перед нами никакой не врач. Уснула будущая мама, а мы все вокруг сидим и переживаем.

Что же вы думаете? Доставили мы благополучно Катеньку в Лондон, а там ее уже машина ждала. Дэвид не успел даже поблагодарить нас за заботы, так волновался. Я сама поблагодарила актрису и пожелала ей:

— Пусть ваши гастроли так же здорово пройдут, как они начались! Жаль, что никто не видел, кроме нас как вы потрясающе сыграли эту роль! А что бы вы делали, если бы роды все-таки начались?

— Милочка, я так вошла в роль, что, наверное, и роды бы приняла. Сама-то рожала как-никак.

Расстались мы, и я никак не думала, что еще раз увижу кого-нибудь из бывших в этом полете. Но через год летит опять в нашем самолете Дэвид. Я его сразу узнала, но не призналась: на этот счет у нас тоже инструкция: «Держите высоко звание советского гражданина, избегайте завязывать знакомства с иностранными пассажирами!» Дэвид сам меня остановил: когда я провозила мимо тележку с напитками:

— Здравствуйте! Это вы летели, с нами, когда моя жена вздумала рожать в самолете. Я тогда не успел поблагодарить вас. Спасибо вам большое от меня, от Катеньки и от маленького Дэвида!

Я отвечаю опять же по инструкции;

— Я только исполнила свой долг.

[И, выдав ему улыбку на все тридцать два зуба, с достоинством советского гражданина удаляюсь. А сама рада, конечно. Доброе слово и кошке приятно!]

А когда я разносила завтрак, Дэвид вдруг протягивает мне большой красивый пакет и говорит:

— Здесь джинсовый костюм. Я вез его для Катиной сестры, а у нее фигура вроде вашей. Я думаю, он вам подойдет, и Катенька будет довольна, что я вас встретил и передал вам подарок.

Проклятая наша инструкция строжайше запрещает брать подарки от иностранцев, пришлось мне и от костюма отказаться. Я бы взяла, конечно, но кто знает, кто с тобой рядом летает? Увидят, донесут — я тут же со сверхзвуковой скоростью с работы вылечу.

Но Дэвид и сам знал наши порядки. Когда я пришла забрать посуду, он незаметно сунул мне в руку записку: «В Ленинграде позвоните сегодня же вечером по этому телефону». И номер телефона. Ну, это другой разговор!

Вечером я позвонила, и мы встретились с Дэвидом в кафе. Привез он мне джинсовый костюмчик. Посидели мы с ним, и он рассказал мне, как он встретил свою Катеньку.

«Когда я поехал работать в Советский Союз, у меня в Лондоне осталась невеста, дочь одного важного человека из дипломатических кругов. Мне казалось, что мы любим друг друга настолько, насколько нужно для заключения счастливого брака. Невеста поставила условием, чтобы я после работы в СССР добился назначения в европейскую страну, и тогда она выйдет за меня замуж. Я считал ее требование справедливым и подчинился ему.

Однажды я приехал по делам из Москвы в Ленинград и один коллега из американского консульства познакомил меня с ленинградскими молодыми художниками-нонконформистами. Среди них была и Катенька. У нас с ней завязался какой-то интересный разговор о путях современного искусства, и я предложил его продолжить. Катенька не побоялась пригласить меня на ужин к себе домой.

И вот я пришел к ней домой. Жили они с матерью и братом по советским стандартам совсем неплохо: у них была отдельная квартира. Гостеприимная мать Катеньки наготовила в этот день пельменей. О, это было сказочно вкусно! Когда мы все сидели за столом, вдруг из соседней комнаты донесся чей-то слабый голос: «Кушать хочу! Опять про меня забыли!» Катенька сорвалась из-за стола и побежала в ту комнату. А ее мама сказала: «Это Катина бабушка, моя мать. Она уже пять лет не встает с постели. Совсем стала капризная, позволяет за собой ухаживать только Катеньке. Бедная девочка совсем иногда с ног сбивается: институт, работа, живопись да еще больная капризная бабушка».

Через несколько минут Катенька, спокойная и улыбающаяся, вернулась к столу. «Бабушка услышала запах пельменей, и ей еще захотелось. Я кормила ее до всех. Теперь уснула».