Санин Евгений - Белый гонец

Одна старушка так и осталась под сугробом. То ли задохнулась под ним. А может, смертный час ждал ее именно здесь. В любом случае, дед Завид решил пока не трогать ее, а как все успокоится, вернуться за ней и похоронить на кладбище по-христиански.

Малец, выполнив первое поручение, даже не передохнув, бросился выполнять другое. Вскоре он превратился в точку, а после и вовсе исчез из виду.

Вслед за ним двинулись и остальные.

Смерть старого человека – естественная вещь. Оставшиеся старушки с женщинами коротко всплакнули. И дальше шли, уже радуясь, потому что и не чаяли увидеть этот обратный путь.

Дед Завид, задетый за молодые струнки памяти словами Онфима, на ходу рассказывал, как воевал в отрядах нескольких князей, но больше всего - про Мономаха.

- Владимир Всеволодович мог бы сейчас и Великим князем быть! – убежденно говорил он. – Да не захотел нарушать завет, данный Ярославом Мудрым передавать главный стол не от отца сыну, а старшему в роде. Уступил Киев Святополку. И правильно сделал. Иначе вся Русь стала бы тогда Нежатиной Нивой.

В который раз поведав про битву, в которой сошлись в страшной схватке сразу несколько князей, и двое из них смертно легли на поле боя, а сам он потерял руку, дед Завид продолжал:

- Мономах всегда знает, что делает. Боже, упаси ослушаться его когда! Ведь он, дай Бог памяти, стал князем, когда был чуть старше Славки и вот уже лет сорок как князь. И кровь в нем особая – с одной стороны Рюриковичей, а с другой - византийских императоров!

- Дед, а что ты сам все время делаешь то, за что нас ругаешь? – вдруг с лукавинкой спросила статная женщина, подталкивая локтем худую.

- Что именно? – вскинул на нее лохматую бровь дед Завид.

- А вот – «дай Бог памяти», «Боже упаси» - божишься! Ты ведь сам говоришь – это грех!

- Правильно, грех поминать имя Божие всуе. Но я совсем не божусь, глупая! Вот-те крест!

- А что же сейчас ты тогда делаешь? – поддерживая подругу, усмехнулась худая.

- Ох, верно люди говорят – кого Бог хочет наказать, того в первую очередь обделяет разумом! – покачал головой дед Завид и значительно поднял указательный палец. - Я на самом деле к Богу так обращаюсь. И если хочешь знать, этим тоже Мономаху обязан! Однажды услышал его разговор, прислушался и понял - уж, коль он, князь, все время молится и каждую мысль Богу вверяет, то каково же тогда быть мне, простому смертному?!

Дед Завид принялся и дальше говорить о Мономахе, о том, что всегда было туго на Руси, потому что до половцев были торки, до них печенеги, а там сказывают – какие-то скифы… Но теперь его слушали только старавшиеся не отставать от него старушки да малыши.

Милуша всем своим существом уже была в полуверсте отсюда, куда еще предстояло дойти, и ничего не слышала, не видела вокруг.

А женщины-подруги, когда опасность миновала, неожиданно принялись за старое.

- Ты что это меня все с тропы сталкиваешь? – вдруг подала недовольный голос худая.

- Я тебя? - возмутилась статная. - Да это ты мне идти не даешь!

Обиженно сопя, они прошли еще немного и вдруг стали сожалеть о прощенных друг дружке долгах.

- Ты это… - первой, как бы невзначай, начала статная. – Полмеры зерна все-таки мне верни!

- Ладно, - с вызовом согласилась худая. - Но тогда и ты мне корзину брюквы отдай!

- Слыхали, я ей полмеры, а она целую корзину!

- Цыц! – прикрикнул, гася разгоравшийся было спор дед Завид. - Вон, кажется, наш малец возвращается.

Вдалеке, действительно, опять показалась точка, которая, обежав почему-то одно место в поле кругом, вскоре превратилась в тяжело дышавшего мальчугана, вставшего как вкопанный, перед людьми.

Лицо его было бледным, как снег.

- Ты что – поморозился? – встревожился дед Завид.

- Да нет!

- Половцы в веси?

- Тоже нет!

- Ну, слава Богу! – дед Завид перекрестился и почти до земли поклонился в ту сторону, где когда-то стояла церковь. – Тогда уже можно идти и быстрее! Славке передал, что убью?

- Нет, не передал! – всхлипнул мальчишка.

- Как это не передал? Он что побил тебя?

- Не-ет…

- Тогда - почему?!

- Потому что его самого убили-и!

- Как это – убили? – охнул дед Завид.

- А вот так! Весь пол, овчина в крови, а его самого – нет!

Услышав такую страшную весть, женщины и старухи завыли в один голос.

- И еще, дед… - покосившись на Милушу, умоляюще потянул старика за рукав малец. - Отойдем в сторону, мне тебе еще пару слов по секрету молвить надо!

И подражая Онфиму, который отводил деда Завида для разговора наедине, малец стал говорить ему то, от чего теперь уже лицо самого старика стало белеть прямо на глазах.

- Что?! – в ужасе переспросил он. – Ты в этом уверен?

- Да-да! - часто закивал малец. - Я сам видел!

- О, Господи! Вот, правда, люди говорят, пришла беда – отворяй ворота!

Дед Завид нашел глазами женщин и поманил их к себе рукой:

-Эй, вы! Быстро сюда!

Женщины подошли, ожидая, что сейчас им будет нагоняй за то, что начали ссору в такой неподходящий час. Но дед Завид шепотом сказал им такое, от чего они не то, что завыли, а, схватив себя ногтями за щеки – заголосили во все горло.

- Цыц! – как никогда грозно, прикрикнул на них дед Завид. – Идите и делайте, как я велел, пока она сама туда не дошла!

Женщины испуганно закивали и, догнав продолжавшую с плачем и рыданиями идти Милушу, вдруг подхватили ее под руки и повели в сторону…

8

И только тут до Славки дошло. Только сейчас его осенило.

Понурые, словно с кладбища, после похорон самого дорогого человека, возвращались люди в Осиновку.

Трех человек не досчитались из двадцати. Бывало, что счет оказывался и наоборот – из двадцати возвращалось всего трое. Но тут все было как-то не так… Может, потому, что и набега-то не было?..

Старушка - ладно, она отжила свое и пошла, по заверению деда Завида, как гонимая от безбожных язычников, прямо к Богу.

Но – Славко… И не успевший даже надышаться земным воздухом малыш, словно в насмешку названный богатырским именем – Добрыня…

Люди шли и плакали.

На Милушу страшно было смотреть. Уронив руки, она бессильно болталась в объятьях ведущих ее женщин.

Ох, и любили, оказывается, все тут Славку! И Милушу тоже любили.

- Ну и что, что бедовый был? – только и слышалось кругом. – Что с того, что озоровал?

- Зато добрый!

- Мне однажды, когда умирали с голоду, зайца на порог кинул. Стукнул в дверь и бежать. Выхожу, а на пороге – его следы…

- Сиротой рос…

- А Милуша, бедная, сама теперь, как осиротела…

- Как мужу-то своему скажет, что не уберегла сына?

Дед Завид шел, низко опустив голову, и сокрушался:

- Я ведь за каждую душу в ответе здесь! Господи, что я теперь скажу Тебе? Какой ответ дам на Страшном Твоем Суде?..

Увидев возвращающихся домой жителей, Тиун встретил их громким радостным лаем.