Дмитрий Факовский - Бессы

«Да, ужас! Хотели на Новый год в Прагу слетать, и отказались!» - подхватила его сука – Лера.

Влад занимался продажей мясных изделий – колбас и прочих деликатесов, наладив связь между региональными производителями и столицей, поставляя продукцию в супермаркеты, отели и различные питейные заведения.

В пабе, где они пили, ему тоже открыли дисконт, так что они от души гуляли на половину чека.

Подобные мелочи грели ребятам сердца, наполняя их алчной любовью к шаре, к которой они так упорно стремились всегда и везде. Даже перед тем, как улететь куда-нибудь по системе all inclusive, они сперва просчитывали, сколько нужно было выбухать дармового алкоголя, чтобы отбить стоимость путевки, и уже жить в плюс.

Леру же он когда-то ебал. Факер даже не помнил уже, шел ли снег, или светило солнце – все было где-то за городом на тусовке соответствующего контингента, когда под одной крышей зависают три десятка моральных уродов, которым ничего не нужно, кроме как напиться, а потом снова напиться, чтобы не протрезветь, и так до упора, - до понедельника, когда снова нужно было быть в форме и идти работать. В тот раз, как и всегда в подобных ситуациях, все было по пьяни и маловыразительно, но все равно шло в зачет Факера в качестве еще одного гвоздя в гроб загнивающего мира.

Он только запомнил, что она жаловалось ему, дескать – ей очень одиноко.

«Ну, у тебя же есть, этот, как его, iPhone», - говорил Факер ей неуверенно, на самом деле не зная, как ей можно помочь.

Казалось бы, Влад занимался делом полезным и даже благородным – кормил людей. Что тут плохого? Только вот, Факер предпочитал зреть в корень.

Тот сам рассказывал, что если устранить цепочку посредников и прочих барыг, не тратиться на рекламу, короче – работать непосредственно на потребителя, чем и должно заниматься нормальное социальное государство, цену на продукты питания, не говоря уже о других товарах, можно было бы делить минимум в четыре-пять раз.

«Все деньги, переплачиваемые нами, идут в карман таких, как ты. Не стоит прибедняться», - возразил ему Факер, с трудом сдерживаясь.

Народ недовольно загудел.

«Занавес, бля», - подумал он, уже с трудом выползая из-за стола и, пьяно пошатываясь, направляясь отлить.

***

Его ненависть к людям не была мизантропией. Для этого он, всё же, был ещё слишком молод. Хули тех жизненных страданий у чувака под тридцать, если сравнивать с дедами, прошедшими в его годы всю Войну? Да и снобизмом это не было – к себе он испытывал не меньше ненависти, чем к окружающим.

Это чувство переполняло его. И на трезвую голову, и когда Факер выпивал. В те моменты ему просто вдруг становилось всё равно на всё. Чувство адекватности притуплялось, зато обострялось ощущение собственного превосходства и безнаказанности.

Он больше не сдерживался и начинал откровенно приставать к людям. Не всегда по-доброму. Больше всего в такие моменты его прикалывало то, что, выступая за мир во всем мире и взаимоуважение в быту, он вдруг становился собственным альтерэго, человеком себе чуждым и даже противным.

Человеком из прошлого.

«Когда у меня было меньше мозгов, меньше забот и всё было иначе», - думал Факер, веселясь как давным-давно, забывая обо всём.

Он расхаживал по пабу между массивными столами походкой моряка Папайя, нагло всматриваясь в глаза несвободных девушек, и задевая их парней локтем в ухо, быча и нарываясь.

Никто и не думал ему отвечать: что взять с пьяного идиота?

Его это веселило. Однако вместе с этим в нём продолжала расти ненависть, требующая выхода наружу.

Глава 3.

***

Действо, увиденное у клуба, по традиции организованного союзом экс-комсомольцев и бандитов в бывшем Дворце молодежи, – вся эта пьющая молодежь, - злые лица парней, и блядские даже среди зимы манеры девушек, - всё это вернуло Факера в прошлое.

… он рванул к знакомым ребятам в небольшой провинциальный городок, уехав куда дальше от столицы, чем сейчас.

Однако люди что там, что тут – что тогда, что сейчас – были одинаковыми.

В то время Факер был еще воинствующим атеистом, ницшеанцем и попросту самовлюблённым козлом, которого не волновало ничего кроме понтов, бухла и тёлок.

По молодости его конкретно крыло.

Несмотря на агрессивное богохульство – душевное и публичное, - Факер поехал на периферию не просто так, а на Пасху.

«Ну, так совпало», - оправдывался он, не находя ответа на простой вопрос – как это так получается, и только сейчас понимая, что человек, воспитанный в реалиях советского консерватизма глубоко православной страны может и отрицать Бога, но всё равно останется верующим. Для русского человека в религии важнее не мифический Господь, а именно вера и её заповеди, формирующие православную мораль – жертвенность, порядочность, преданность, наконец – дружбу и любовь.

К тому же, ему просто было интересно. Всё новое, в том числе и Пасха, хрен знает в каких краях среди абсолютно незнакомых и во многом чуждых ему ментально людей.

Единственное, что его напрягало – все наотрез отказывались пить и есть до рассвета.

«Вот вернемся из церкви», - говорили его товарищи, так и оставшиеся в прошлой жизни.

«Блядские заморочки», - думал он.

Бухать и жрать в одно рыло было как-то не с руки. А учитывая, что в те времена Факер предпочитал дудке синьку, суббота у него выдалась нервной.

Хорошо, хоть ребята не были религиозными фанатиками, и решили идти святить водку и колбасу ближе к рассвету, к четырём чаиском утра, а не во всенощную, как особо одержимые граждане.

Такого бы тот Факер точно не выдержал.

Так как делать было всё равно нечего, а без пива не катил даже футбол, он откланялся раньше всех и ушел спать.

С детства Факер был тяжел на подъём. Когда его начали будить ближе к выходу, увидав в незанавешенном окне звездное небо и кусок Луны, он сперва подумал, что ну всё это на хуй, и он остается спать.

«А уже когда они вернутся, тогда и начнём разговляться по полной программе», - подумал он, прячась с головой под тёплым пледом.

Факер уже начал проваливаться в сон, когда его схватили за руки-ноги и бесцеремонно сбросили на пол, сопровождая всё это безобразие призывами к совести и обвинениями в том, что он, такой козёл, гневит Бога.

«Хуй с вами», - подумал Факер, бахнул на кухне чашку растворимого сладкого кофе, выкупил сигарету и вышел вслед за остальными.

Начинало светать.

Отовсюду шли люди.

Несмотря на поздний час, было оживлённо, а за общим шумом даже не были слышны предрассветные прелести, например – пение птиц.

Было холодно. Факер до конца еще не проснулся и съежился, вжимая голову в легкую ветровку, ругаясь, что не надел под нее ничего кроме футболки, в которой, собственно, и спал.