Свободин А.П. - В мире актеров

* * *

А посредине меж "Львом Гурычем..." и "Свадьбой..." – "Соломенная шляпка". Она во всем посредине. И в том, что взят классический водевиль. И в том, что режиссеру хотелось превратить его в грандиозный мюзикл.

С одной стороны в первых же кадрах герой тоже едет на лошади и тоже поет куплеты. С другой – некие празднества на полянке и меланхолическая пара бродячих актеров (впрочем, точно их профессии установить не удалось, так же как и функции в фильме) – явная претензия на философию, на этакий модно-грустный взгляд на жизнь, на превратности судеб...

"Соломенная шляпка" – букет актеров. Вот уж где собраны, кажется, все – никто не забыт! Владислав Стржельчик, Зиновий Герд; Михаил Козаков, Игорь Кваша, Владимир Тотосов и, конечно, Андрей Миронов (без Миронова сегодня невозможно!). Но уступим место дамам: Алиса Фрейндлих, Екатерина Васильева, Людмила Гурченко. Заметим, кстати, что телевидение отбирает и воспитывает труппу своего теле-кино-мюзикла. В недавно показанной "Ночи ошибок" сверкнули... Марина Неелова и Олег Даль, а в "Театре Клары Газуль" – Людмила Максакова.

"Соломенная шляпка" букет сцен. Прекрасно поет прекрасные куплеты Андрей Миронов (автор песен здесь Булат Окуджава, автор музыки Исаак Шварц). У героя Миронова одна задача: задержать свой свадебный кортеж. Чудеса изобретательности. Можно сказать, действие в этом фильме движется, когда герой Миронова его останавливает. Маленький шедевр – эпизод Михаила Козакова, играющего этакое грассирующее, аристократическое, безысходно глупое. Свою маленькую оперетту мастерски и ажурно разыгрывает в шляпной лавке Людмила Гурченко. Се ля ви – такова жизнь, словно вычеканено на скорбном челе Зиновия Гердта, с одной стороны мэра, а с другой

рядового местной "гвардии". Игорь Кваша – бесстрашный офицер

в обличи дебила, вот уж где абсолютная вера во все! Екатерина

Васильева, играющая вполне серьезно "гранд-дам". Нет, право же,

у каждого из участников можно легко обнаружить свой "звездный

час"! И да простят нас все, кого мы не назвали.

"Соломенная шляпка" – увы явно затянутый фильм, демонстрирующий отсутствие у режиссера того "водевильного чертика", о необходимости которого писала в своей книге педагог и актриса Ольга Пыжове, ученица Станиславского.

"Абсолютная вера во все" начинается с абсолютной веры режиссера в водевиль, который он ставит. Нам кажется, что Леонид Квенихидзе не поверил в водевиль Лабиша и начал его "укрупнять". Так появилось две серии вместо явно потребной одной, так возникло глубокомыслие там, где место лишь милой улыбке.

* * *

Но жизнь идет, музыкальная лавка низвергается, каждый вечер мы включаем телевизор, потому что от Тамбова... Впрочем, нас кажется снова потянуло на куплеты!

А Р А Б Е С К И

Из Пушкина нам что нибудь...

Он широко известный актер. Представлять его не надо, я лишь напомню: Чацкий в "Горе от ума" на сцене Большого драматического в Ленинграде, Остап Бендер в "Золотом теленке" на экране. Думаю, девяносто девять из ста театральных режиссеров не выбрали бы его на главную роль в грибоедовской комедии. И не каждый режиссер кино отдал бы ему героя Ильфа и Петрова. Но постановщик "Горя от ума" Георгий Товстоногов и режиссер "Золотого теленка" Михаил Шейцер отдали!

А ведь он совсем не пылкий красавец, громко произносящий обличительные монологи, каким мы привыкли представлять Чацкого. И нет у него "медального профиля" знаменитого командора автопробега Арбатов – Черноморск...

Когда роль поручают Юрскому, создатели спектакля или фильма рассчитывают заполучить соавтора. И получают его. То, что он сыграет, будет неожиданно, умно и парадоксально по рисунку.

Трудно обозначить его манеру однозначной формулой, но о его работах хочется сказать: так можно играть лишь сегодня!

Дисциплинированный темперамент, универсальная артистическая техника, непоколебимая убежденность в правильности трактовки образа принесли С.Юрскому много побед на сцене и на экране. Он обдумывает своих героев как писатель, но играет их как артист. Хотя характер эмоций и интеллекта этих двух творческих профессий различны, в Юрском они соединились. Может быть, поэтому он так тянется к литературе, пишет сам и выходит на эстраду, чтобы читать. Но пишет он все больше о творчестве актера, а читает, чтобы продолжить театр, сыграть то, что на обычной сцене невозможно. Надобно заметить, что это не концерт мастера художественного слова – это именно театр одного актера, тут есть разница, тонкая грань: превращаясь в чтеца, исполнитель не забывают, что он актер. Мимика, движение, жест, костюм, детали реквизита аккомпанируют слову...

Юрский читает много, часто, разных писателей. Шоу и Зощенко, Пастернака и Бернса, Достоевского и Пушкина.

Пушкин – страсть его. Любитель парадоксов, он находит в нем высшую гармонию. И вот еще что: он читает не только стихи, не только произведения Пушкина, он читает как бы самого Пушкина. Он стремится прожить и понять жизнь поэта в тот самый момент, когда создавалось стихотворение или поэма. Это заметно в его чтении, кажется здесь простым и единственно возможным.

Потом понимаешь, что это и есть самое трудное: за строчками стихов прочертить линию жизни их автора. Артист рискует, предлагал нам не свою трактовку пушкинской вещи, но прежде всего Пушкина. И Пушкин этот не сразу доступен, он непривычен. Но вновь невероятная убежденность Юрского, реальность его фантазии, осязаемость его видения побеждают. Мы слышим, мы чувствуем поэта, творящего сейчас!

Он предпринял огромный труд – прочитать по телевидению, вечер за вечером, всего "Евгения Онегина". Он прочитал его не только как картину нравов и типов эпохи, но и как жизнеописание Пушкина, биографию его душевных состояний. Он стремился показать возникновение пушкинского стиха, но еще прежде – пушкинской мысли.

В его чтении сказываются большие знания, высокий уровень образованности, чувство стиля, времени и человека. Пушкин исполняется артистом непринужденно и гармонично, несмотря на всю многозначность пушкинского театра. Слушая Юрского, вспоминаешь, словно мелодию, реплику пушкинского Моцарта, обращенную к слепому скрипачу: "Из Моцарта нам что-нибудь..."

Вот "Сон Татьяны". Начало. Поэт словно бы подавляет зевоту. Это еще автор, Пушкин, он в ночи! Но вот появляется Татьяна она входит в сон – артист рассказывает так, как рассказывают сны сельские барышни, еще не отошедшие от страха, но боящиеся забыть виденное... Страшно! Ее схватил медведь, несет куда-то, слышатся голоса зверей, потом все смешалось, и "рак верхом на пауке!" Но сон вещий, в нем царит ее дневной идеал – Евгений. "Мое!" – сказал Онегин. Желанное и страшное. И чудища расступились... И входит Ольга – легкомысленная, игривая, даже во сне. А за нею Ленский. Онегин берет нож... Вдруг мы понимаем, что это предчувствие. И уже слышится не голос барышни со сна, а голос поэта, давление его мысли в интонации стиха...