Дешкин Эмильевич - И никто кроме нас - 2

- Понятно, Павел Павлович, - Кислюк встал и прошелся по каюте взад - вперед, - только вот моя специализация немного далека от ликбеза. Но как директор... - бормотал он себе под нос. - Берусь! Только вот что, если верить Степанову, автору "Порт-Артура" в городе есть так называемая Народная Школа для взрослых. Благоволением властей она не пользуется, Стессель третирует их как может. Вот если бы оттуда увести трех-четырех учителей начальных классов...

- А что, Константин Владимирович, Наместник Алексеев оставил мне Страшную Бумагу, по которой я могу мобилизовать любого, кто не завязан на оборону или государственные функции, а значит эту самую Народную Школу я могу забрать целиком и на корню. Я решу вопрос с Карпенко и Юрасовским, завтра с утречка на "Страшном" в Порт-Артур... Чтобы там с тобой никто не спорил, возьми у Новикова сопровождение. Одного взводного и двух-трех морпехов, лишним не будет. Они там сейчас все офицеры, будет весьма солидно.

- Ну, тогда, Павел Павлович, пойду я готовиться. И к завтрашней поездке и вообще к возобновлению педагогической карьеры. Только вот еще что, было бы неплохо грамотным надбавку к жалованию установить, а за успехи в обучении - премии. Тогда и желания учиться будет побольше.

- Мы подумаем, Константин Владимирович, а сейчас извините - дела.

20 марта 1904 года, утро.

Узловая ж/д станция Омск.

Сандро разбудила тишина. Поезд стоял. Привычный грохот и лязг движения сменился обволакивающей тишиной. Она давила на уши, волновала и настораживала. Протянув руку, Сандро взял с тумбочки расписание движения, услужливо положенное еще с вечера Карлом Ивановичем у кровати. Но, спросонья даже каллиграфические строчки не складывались в разумные мысли - куда же их занесло со дня вчерашнего, в степи, горы или тайгу? Даже периодически налетавшие метели сеяли недоверие к календарю - весна или зима за богемскими окнами вагона. Да-с.... Это явно не Ореанда. Кипарисов не наблюдается! Ёлки-с!

По утрам, обходя комнаты вагона, Карл Иванович лично переставлял на циферблатах Буре стрелки, часы со Швейцарской педантичностью, размеренно отсчитывали часы, не заботясь о том, что это время за стенами неумолимо торопилось в завтрашний день, со скоростью стучащих на стыках рельс вагонных колес.

Тишину утра нарушил лязгающий звук вагонной двери. Приглушенный разговор двух мужчин и фигура в незастегнутой шинели, бегущая от вагона к желтому одноэтажному зданию станции - значит узловая с телеграфом. Сандро попытался вспомнить - распорядился ли он с вечера отправить Ксении утром телеграмму, и сколько их уже ушло с пути? Перед глазами стояли милые, в слезах глаза жены на перроне Московского вокзала, и маленькая ручка в лайковой перчатке, комкающая буфетную салфетку, пытающаяся спрятать под ней красный, распухший от слез нос. Губы ощутили, и память услужливо подсказала соленый вкус последнего поцелуя, нежный аромат шершавой лайки кремовой перчатки- с не застегнутой верхней кнопкой и отвернутым краем в который так приятно прятать нос, целуя тонкое запястье. Ксения не застегивала перчатку до верха, и он, целуя, щекотал нежную кожу запястья колючими усами, втягивая чуткими ноздрями нежный аромат жены, её кожи, смешанный с любимым ею ароматом духов, привозимым ей от Московского Броккара.

По утрам его брил унтер из конвоя, про которого говорили, что он обслуживал еще Дядюшку Александра в дороге. Отличившись при крушении, унтер с гордостью носил памятную Медаль, утверждая, что чуть ли не сам, на пару с Царем держал на плечах рухнувшую крышу опрокинувшегося вагона. Кто теперь разберет, где сокрыта правда о той аварии.

Вошел Ленстрем. Наглухо застегнутый мундир плотно облегал не высокую коренастую фигуру, на крахмальном воротничке форменной рубахи покоилась круглая, сильно облысевшая голова с пуговкой носа, на котором чудом держались очки, с толстыми стеклами линз - память о неудачной попытке Карла Ивановича совершенствовать манометр корабельной машины. Обманчивый вид неказистого чиновника среднего разряда скрывал хорошо тренированное тело атлета и душу, на веки отданную флоту.

C Сандро их связывало общее увлечение - корабли, техническое оснащение их и применение, как на войне, так и в мирные времена. Сандро полностью полагался на цифры и идеи заключенные в голове Карла Ивановича, своего старого знакомца с кем делили не только щи и кашу морских походов, но и горечь чиновничьего бойкота их идей. Они были более, чем друзья - они были единомышленниками.

- Карл Иванович, любезный, а не пойти ли нам подышать сибирским воздухом до завтрака, для аппетита, а то наша молодежь до утра писали пульку. Ждать их пробуждения безнадежно, хотя наш горец поутру резво скакал через местные лужи, сейчас уже, и вернуться должен с почтой. Так пока дела нас не нагнали, пойдемте-с, разомнем старые кости!

Вдоль дорожных шпал, обходя лужи, двигались вдоль замершего состава две фигуры в черных шинелях, одна выше другой на голову и видно, что оба погружены в спор так, что уведи вагоны - эти двое даже и не заметили бы пропажи.

До казаков конвоя порой долетали фразы о тоннаже, фрахте и встречных перевозках. О броневых листах и крепеже.

Корабли, в разговоре поминались чаще прочего. Доброфлот, Доброфлот - вечная проблема этих двух офицеров не давала им покоя ни в столице, ни посередь пути, как крейсера в мирное время используемые Доброфлотом под фрахтовые перевозки - в войну, вооружив орудиями отправлять на рассекание торговых маршрутов противника. Выгода большая, оснащение не весть какое, на Балтийском осилят. Решить то техническую сторону было возможно, неодолимо стояло Адмиралтейство, это заведение пускало на дно все, что ходя бы на вершок отстояло от их уложений и правил- это заведение ненавидело Великого Князя более чем весь японский флот с Того и Микадо вместе. C порога отвергая его новации и люто ненавидя этого титулованного смутьяна.

Э, Иван Карлович, кажется, это нам в рынду бьют - пора. Отчаливаем. А эту идейку я еще Вам напомню, пока до Байкала достучим по шпалам - глядишь, что путное и образуется! Ну, пора, пора, не хорошо держать людей, да и мы теперь при аппетите!

21 марта 1904 года 05-45 по местному времени.

острова Элиот, миноносец "Страшный".

Капитан Морской пехоты РИ Сергей Александрович Рагуленко (Слон)

Комбриг наш, Новиков Александр Владимирович, поднял меня сегодня ни свет ни заря. Собирайся, говорит, Слон, есть особо важное задание. Надо до Порт-Артура сбегать, Одинцов просил одному человечку содействие оказать. Честно говоря, это и в наших интересах тоже. Да, говорит, с собой возьми троих-четверых "стариков" для солидности. Ознакомился я с заданием, дорогие товарищи, и офигел слегка. Это надо же. Поступить в распоряжение новоназначенного директора школы, проследовать на миноносце "Страшный" в Порт-Артур и, используя мандат Наместника Алексеева, мобилизовать на службу преподавательский состав Народной школы. За противодействие со стороны генерала Стесселя можно не беспокоиться. Еще на первый день знакомства Одинцов подсунул Наместнику роман Степанова, и теперь от Стесселя только так летят пух и перья-с. И сейчас этот погром в самом разгаре, ревизионная комиссия-с свирепствует, Стессель на время расследования отстранен от всех дел, его обязанности комкорпуса временно исполняет генерал-лейтенант Кондратенко, обязанности коменданта района генерал Смирнов, а в остальном заходи - кто хочет, и бери - что хочет. Короче, Полярный Лис в своем репертуаре, натравил, блин. Генеральше тож не повезло, читал Порт Артурскую газетенку "Новый Край" и офигевал, чем она там наказывала бедных сироток что были у них на воспитании, а в самом деле в услужении... полуметровой линейкой. И свидетельства доктора приложены. Как я чувствую, съедят его с потрохами, не дожидаясь конца войны. И телеграмма эта вполне дурацкая про потопленный русский флот, это надо же было так облажаться?!