Галина Гордиенко - Гран-при за лучший прикол

А Костик бросился к телефону. «Дама в синем» вела себя так отвратительно, что он без зазрения совести собирался «заложить» ее Стасу Волошину.

Маша, наблюдавшая из-за угла, удовлетворенно усмехнулась: стерва ей удалась как никогда. Мальчик «накапал» тут же, не успела она отойти. Теперь нужно потусоваться у «шефа» хотя бы с полчаса, чтобы Кожаный подоспел к офису до ее ухода.

«Может, это спасет Светку, если она еще жива, ― Маша решительно пошла к двустворчатой двери. ― Хотя я не очень-то в это верю, лучше свидетелей не оставлять, все похитители знают. Правда, если Светка лиц не видела… ― Маша с надеждой подумала: ― Вдруг ее держат, чтоб она ничего не растрепала раньше времени? Конкурентов там не подстегнула или еще что в этом духе. Вот конверт найдут, выпустят. Зачем она им тогда?»

Лелька скучала: сегодня даже посетителей не было. И Василий бессовестно дремал, погода на него, что ли, так действовала? Правда, когда Лелька его тормошила, попугай неохотно просыпался. И даже повторял за ней кое-какие фразы, но лениво, без всякого энтузиазма, и сам в «разговоры» не вступал. Хотя обычно обожал перебрасываться репликами, как заядлый теннисист мячиком.

― Вась, ну давай еще немножко, ― она легко толкнула попугая. ― Скажи: сумасшедший дом, а не контор-ра.

Василий неохотно раззявил клюв, но повторить ничего не успел. В дверь постучали, и они с Лелькой хором выдали уже заученное:

― Кто это там такой вежливый? Входите!

Дверь распахнулась с таким треском, будто ее выбили ногой. Лелька прыснула: в приемную влетел ее синий костюм. И ее очки. Кажется.

Василий тоже мгновенно узнал своего врага. Нахохлился. Прижался спиной к Лелькиному плечу, будто защиты искал. Икнул и пробормотал:

― Сумасшедший дом, не контор-ра.

― Ща сделаем! Сумасшедший дом из вашей конторы, ― фыркнула Маша. И громко, входя в роль, воскликнула: ― Докладывать не надо! Обойдусь!

Лелька что-то шепнула Василию, и попугай послушно повторил:

― Охота была ноги ломать!

― Самое то! ― обрадовалась Маша.

Она вихрем пронеслась по приемной и на этот раз без всякого стука вломилась в кабинет.

Самсон Ильич, кормивший рыбок, без всякого удивления обернулся на грохот, Лелька порой врывалась к нему точно так же.

Правда, на этот раз… Самсон Ильич выронил пакетик с сухим кормом. Он не верил своим глазам: неужели…

― Как не стыдно! ― возмущенно выкрикнула «дама в синем». ― Развели в приемной хамоватых попугаев! Разве приличные клиенты теперь пойдут в ваш офис?!

― Почему «хамоватых»? ― пробормотал Самсон Ильич, отступая к зазвонившему телефону.

― Почему?! Да я ему: «мол, не доложите ли шефу…» А он мне: «Охота была ноги ломать!» Это как, по-вашему, очень вежливо?!

― Э-э…

― Вот и я говорю ― откровенное хамство!

― Неужели вы именно Василия попросили доложить? Не секретаршу? ― пролепетал Самсон Ильич, поднимая трубку.

― Уж лучше дурацкая птица, чем это чмо с косичками! ― гордо возвестила Маша и поправила сползающие на нос очки.

― Самсон Ильич, ― шептал в трубку охранник Костя Прохоров, ― «дама в синем» уже у вас?

― Да.

― Вы не могли бы ее задержать на полчасика, я что-то никак Волошина найти не могу, его нет в офисе.

― Э-э…

― Правда, я на этот раз ее фамилию записал, Самсон Ильич, ― похвастался Костик. ― И имя.

― Таки зачем же держать? ― проворчал Самсон Ильич, с опаской наблюдая за раздраженной соискательницей. ― Фамилия есть ― не Иванова, надеюсь? ― значит, сам отыщет.

― Густелева, не Иванова!

― Очень красивая фамилия, ― порадовался за даму в синем Самсон Ильич. ― Главное, редкая!

― Ага!

― Ну и ладненько.

― Я передал секретарше Волошина, чтоб записал все. Так и сказал: мол, «дама в синем» ― Елена Густелева. Она сейчас на приеме, и Стас ею очень интересуется.

― Вот и умница, ― Самсон Ильич осторожно вернул трубку на рычаг.

Маша с любопытством рассматривала потрясающие персидские ковры, бархатные тяжелые портьеры на окнах, картины в дорогих позолоченных рамах, огромную хрустальную люстру ― она раньше такие лишь в театрах видела ― аквариум во всю стену с самыми экзотическими рыбками, странную низкую мебель на гнутых ножках…

― Нравится? ― вкрадчиво поинтересовался Самсон Ильич.

― Аляповато, ― вздрогнув, заявила Маша и едва не уронила очки.

― Вот и Фирочка так же говорит, ― вздохнул Самсон Ильич, ― доча моя единственная. Режет правду-матку в глаза, нет, чтоб помолчать, пожалеть своего старого папочку…

― Чего ради? ― задрала нос Маша. ― Сами же сказали ― правду говорит!

― Я сказал ― режет, ― осторожно поправил Самсон Ильич, ― а это таки большая разница, не знаю, как там у вас дела с русским языком…

― У меня ― отлично!

― Да? Завидую, я бы себе больше тройки не поставил, хотя русскую классику обожаю, моя слабость, знаете ли…

Маша покосилась на часы. Ей казалось, что через две-три минуты пора бежать отсюда. Не хотелось, чтоб Кожаный пристал с вопросами прямо здесь. Рассмотрит Машино лицо ― оно ей надо? Вот на улице, под зонтом, а еще лучше ― со спины…

Маша расправила плечи и сделала строгое лицо. Самсон Ильич наоборот – осклабился максимально широко, он тоже смотрел на часы.

― Так как насчет места? ― строго спросила Маша.

― Места? ― промямлил Самсон Ильич.

― Не хотите же вы сказать, что взяли секретарем глупую девчонку с косичками? ― Машин голос налился силой, глаза запылали праведным гневом.

― Хочу, ― Самсон Ильич трусливо улыбнулся.

― Но это же позор!

― Как-нибудь перетерплю.

― Дискредитация фирмы!

― Таки куда ж ее больше дискредитировать…

― А попугай?!

Самсон Ильич вздрогнул и покосился на дверь, надеясь, что она плотно прикрыта, и любопытная Лисичкина не подслушивает, ему не хотелось травмировать девочку. Неплохая малышка, в принципе, только немного легкомысленная…

С другой стороны, какие ее годы?

― Что ― попугай? ― шепотом переспросил он. ― Таки вы путаете старого еврея, милочка, изъясняйтесь яснее.

― Вы предпочли меня ему?!

Самсон Ильич открыл рот. Потом поскреб затылок и смущенно поправил:

― Вы хотели сказать, детка, «его мне»?

― Неважно!

― Да-с, тонкости русского языка, чтоб его…

― Вы опять оскорбляете!

― Что вы, душечка, ― это я о себе. Старому еврею трудно изъясняться чисто по-русски, так и прорываются «шоб я так жил», «вы делаете мне страшно» или «мне с вас смешно»…

Маша подняла руку:

― Довольно! Выбирайте: я или они?

― Они, ― ткнул пальцем в приемную Самсон Ильич.

― Тогда прощайте! ― патетически воскликнула Маша. ― Вы еще об этом пожалеете!

― Таки уже страшно, ― признался захлопнувшейся двери Самсон Ильич.

Он постоял посреди кабинета. Поднял с ковра пакетик с сухим кормом и порадовался, что на него не наступил. Полюбовался неспешной жизнью в аквариуме и недоуменно спросил неизвестно кого: