Макс Лукадо - И Ангелы Молчали

готовились пробить брешь в гитлеровском «Атлантическом щите», протянувшемся вдоль побережья Франции. День

высадки наступил. Вся ответственность за проведение операции легла на плечи четырехзвездного генерала Дуайта Д.

Эйзенхауэра.

Ночь перед началом вторжения генерал провел в расположении 101-го полка ВВС «Кричащие орлы». Когда летчики и

механики готовили свои машины к вылету, Айк (как называли Эйзенхауэра), подходил ним, стараясь поддержать и

ободрить каждого. Многие из пилотов по возрасту годились ему в сыновья — и он обращался с ними так, как будто они и

вправду были его сыновьями. Находившийся там корреспондент писал, что, когда Эйзенхауэр провожал взглядом С-47, разгонявшиеся по взлетной полосе и исчезавшие в ночном небе, его руки были засунуты в карманы, а глаза — полны слез.

Вернувшись в штаб, он сел за стол. Потом достал ручку и бумагу и написал письмо, которое должно было быть

отправлено в Белый дом в случае поражения.

Письмо было столь же кратким, сколь и мужественным. «Наша высадка... закончилась провалом... солдаты, Военно-воздушные и Военно-морские силы проявили всю храбрость и преданность, какие только можно представить. Если

поражение является следствием оплошности или ошибки, вина за них должна быть возложена на меня одного»1.

Не исключено, что величайший подвиг из совершенных в тот день, был совершен не в траншее, не на мостике боевого

корабля и не в кабине самолета, а за письменным столом. Человек, облеченный высшей властью, взял на себя

ответственность за своих подчиненных. Этот подвиг заключался в том, что командующий сам признал себя виновным еще

до того, как вопрос о чьей-либо вине мог возникнуть.

Необычный он руководитель, этот генерал. Его поведение очень нетипично для современного нам общества, которое

уже привыкло к судебным разбирательствам, выходам в отставку и разводам. Большинство из нас охотно выслушивают

похвалы в свой адрес. Кто-то, возможно, готов признать и некоторые из своих ошибок. Но лишь очень немногие согласятся

взять на себя ответственность за ошибки других, а уж тем более — за ошибки, которые еще не были совершены.

Эйзенхауэр совершил такой поступок. Поэтому он стал героем.

Христос поступил так. Поэтому Он стал нашим Спасителем.

Прежде чем началось сражение, Он простил. Прежде чем ошибка могла быть совершена, Он предусмотрел

возможность прощения. Помилование предшествовало обвинительному приговору.

Тот, кто был выше всех, взял на себя бремя ответственности за тех, кто находился внизу. Прочтите, как Христос

описал то, ради чего Он пришел: «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать

душу Свою для искупления многих»2.

Слова «Сын Человеческий» значили для любого иудея во дни Христа примерно то же самое, что означает для нас с

вами слово «генерал»: власть и силу.

Подумайте о том, сколько различных образов и имен мог использовать Христос, говоря о Самом Себе: Царь царей, Я

Есмь Сущий, Начало и Конец, Господь всего, Иегова, Святый Божий. Он по достоинству мог бы быть назван этими и

десятками других, не менее величественных имен.

Но Христос не упоминал о них.

Напротив, Он называл себя Сыном Человеческим. Эти слова в Новом Завете появляются восемьдесят два раза. Из них

восемьдесят один — в Евангелиях, где восемьдесят раз мы слышим их из уст Самого Христа.

Чтобы понять, что Он имел в виду, нам нужно разобраться в значении этого имени. Если Христос считал его

достаточно важным, чтобы назвать им Себя более восьмидесяти раз, нам, конечно же, стоит задуматься о нем более

глубоко.

Не вызывает сомнений происхождение этого имени, вернее, звания. Впервые мы встречаем его в Книге пророка

Даниила, в седьмой главе, которую можно было бы принять за наброски сценария фильма, изобилующего спецэффектами.

Зритель видит на экране сцены будущего и сменяющих друг друга правителей, которые вершат судьбами земных царств.

Империи представлены в виде животных — яростных, голодных и беспощадных. Лев с орлиными крыльями3 представляет

собой Вавилон, медведь с тремя клыками4 — Мидию и Персию. Александр Македонский представлен в виде

четырехглавого леопарда с четырьмя крыльями5, а последний зверь с железными зубами символизирует собой Римскую

империю6.

Империи сменяют одна другую, возвеличиваясь и приходя в упадок. Одна за другой могущественные державы

рушатся, теряя былое величие. В конце концов, Даниил видит всемогущего Бога, «Ветхого днями», и Сына Человеческого, Который входит в Божье присутствие и обретает власть, славу и всемогущество.7 Можно попытаться представить себе Его

— окруженного ярким белым сиянием, восседающего на белом коне и держащего в руке меч.

Для любого иудея Сын Человеческий являлся символом триумфа. Победителем. Примирителем. Отмстителем.

«Старшим братом», внушающим страх и почтение. Правой рукой святого Бога Вседержителя. Он был Царем, Который

должен был с громовыми раскатами спуститься с небес на огненной колеснице мщения и гнева, чтобы воздать тем, кто

притеснял святой народ Божий8.

Сын Человеческий для иудеев был четырехзвездным генералом, который должен был отдать своей армии приказ о

наступлении и повести своих солдат в атаку.

Поэтому, когда Христос говорил о Сыне Человеческом и о власти, данной Ему, люди охотно поддерживали Его.

Когда Он говорил о новом Царстве, где Сын Человеческий воссядет на престоле славы9, люди понимали, о чем идет

речь.

Когда Он говорил о Сыне Человеческом, грядущем на облаках небесных с великой силой и славой10, каждый мог

представить себе, как это произойдет.

Когда речь заходила о том, что Сын Человеческий воссядет одесную Силы11, людям было нетрудно представить себе, как это будет.

Но когда Он сказал, что Сыну Человеческому надлежит пострадать... люди вокруг Него замерли в молчании, не

понимая смысла сказанного. Это никак не вязалось со сложившимся в их сознании образом Сына Человеческого — ведь

они представляли Его совсем другим.

Поставьте себя на их место. Многие годы вас угнетали римляне. С детства вас учили, что Сын Человеческий придет и

избавит вас от их гнета. И вот Он здесь. Христос называет Себя Сыном Человеческим. Более того, Он доказывает, что