Макс Лукадо - Он всё ещё двигает камни

Вообразите, как переживает отец. Другие родители видят, как дети растут и

взрослеют, а он видит только страдания. Другие уже учат своих сыновей какому-то

ремеслу, а он пытается хотя бы просто сберечь своему жизнь.

Вот уж проблема. Даже на минуту он не может его оставить. Никто ведь не

знает, когда случится очередной припадок. Двадцать четыре часа в сутки отец

пребывает в режиме ожидания, в состоянии полной готовности. Он устал и отчаялся.

И в его молитве слышится и то и другое.

«Если можешь что-то для него сделать, пожалуйста, смилуйся над нами и

помоги». Вслушайся в эту молитву. Достаточно ли дерзновенно она звучит?

Уверенно ли? Сильно ли? Вряд ли.

Одно-единственное слово могло бы все изменить. Если бы он вместо «если»

сказал «так как». «Так как Ты можешь сделать все что угодно для него, смилуйся и

помоги нам».

Но он этого не сказал. Он сказал «если». На греческом это звучит еще более

выразительно. Употребленное здесь глагольное время выражает сомнение. Как если

бы человек говорил: «Подобное решение, вероятно, не в Твоей компетенции, но

вдруг все-таки сможешь... »

Типичный стон попрошайки. Скорее кроткий, чем мощный. Скорее робкий, нежели громкий. Так хромой ягненок бредет к пастуху, но совсем не так

благородный тигр оглашает своим ревом джунгли. Но если твоя молитва похожа на

молитву этого отца, не расстраивайся, — так начинаются великие дела.

Они начинаются с отчаянных желаний. С криков о помощи. Обычные люди не

покоряют сразу же Эверест. Они ни на что не претендуют. Ничем не хвалятся. Не

встают в позу. Просто молятся. Тихо. Слабо. Но все равно молятся.

Существует такое искушение: не начинать молиться, пока мы не научимся

молиться правильно. Мы же слышали молитвы духовно зрелых мужей. Мы читали о

твердой как камень вере. И убедили себя, что нам ой как до этого далеко.

И так как мы решили, что лучше не молиться, чем молиться плохо, мы и не

молимся. Или молимся нерегулярно. А чтобы начать молиться по-настоящему, ждем, когда научимся это делать.

Как хорошо, что тот израильтянин не совершил подобной ошибки. В его

молитве не так уж много веры. Но и не так уж мало. Он даже сам об этом заявляет:

«Верую, — говорит. — Помоги неверию моему».

Эта молитва, конечно, не для хрестоматии духовных упражнений. Псалом из

нее не выйдет. Очень уж все просто — ни тебе возвышенных восторгов, ни хвалы.

Но Иисус отозвался. Не на красноречие уст — на боль сердца.

У Него было полно причин, чтобы не обратить на этого человека внимания.

Во-первых, Он только что спустился с горы, с горы Преображения. Там Его лицо

изменилось, а одежды сделались яркими, как молния (см. Лк. 9:29). Во все стороны

от Него исходило сияние святости. Земные бремена уступили место великолепию

Небес. Моисей и Илия пришли к Нему, а повсюду вокруг были ангелы. Он вознесся

45

над пыльным горизонтом земли и прикоснулся к высокому. Преобразился. Путь

наверх закончился весьма возбуждающим переживанием.

Путь вниз оказался довольно унылым.

Когда мы жили в Рио-де-Жанейро, нам случалось отдыхать в Тересополисе. Это

деревня в горах в паре часов езды от города. Тересополис по сравнению с Рио был

просто сказкой. Тихо. Чисто. Спокойно. И к тому же прохладно. В Рио было

постоянное пекло.

Обратный путь был испытанием. Нищета, жара и грязь буквально накрывали

волной. Искушение развернуться и поехать назад было непреодолимым.

Если я и Деналин переживали подобное после недели в горах, что же тогда

чувствовал Иисус после видения Небес!

Только посмотри, какой бардак ожидал Его внизу. Ученики ввязались в спор с

фарисеями. Толпа зевак тупо таращила глаза. Парень, страдающий эпилепсией, вышел на всеобщее обозрение. А его отец, пришедший за помощью, подавлен и не

понимает, почему никто ему не поможет.

Не удивительно, что Иисус воскликнул: «О, род неверный! доколе буду с вами?

доколе буду терпеть вас?» (Мк. 9:19).

Никогда еще контраст между землей и Небесами не был столь разительным.

Никогда еще питательная среда для молитвы не была столь бедной. Можно ли

отыскать хоть какой-то признак присутствия веры в этой картине? Ученики

потерпели фиаско, книжники ликуют, демон торжествует, а отец ребенка в

отчаянии. Попытка отыскать иголку веры в огромном стоге полного неверия.

Можешь заняться поисками иголки и в своем стоге. Вероятно, твоя жизнь тоже

отличается от Небес. Шумные домочадцы, детские вопли и никаких поющих

ангелов. Сеющая распри религиозность — твои лидеры больше заняты выяснением

отношений, чем служением людям. Неразрешимые проблемы. Ты уже и вспомнить

не можешь, когда этого демона не было в твоей жизни. А тут еще среди грохота

сомнений звучит твой тихий голосок: «Может, сможешь мне чем-то помочь... »

И что, вот такая молитва что-то способна изменить?

Пусть Марк ответит:

Иисус, видя, что сбегается народ, запретил духу нечистому, сказав ему: дух

немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него. И

вскрикнув и сильно сотрясши его, вышел; и он сделался, как мертвый, так что

многие говорили, что он умер. Но Иисус, взяв его за руку, поднял его; и он встал

(Лк. 9:25-27).

Но тут проблемы начались с учениками. Как только они отошли подальше от

толпы, немедленно спросили Иисуса: «Почему мы не могли изгнать этого духа?» И

вот ответ: «Сей род не может выйти иначе, как от молитвы».

Какой молитвы? Какая молитва способна творить перемены? Молитва

апостолов? Нет, у них ничего не вышло. Может, молитва книжников? Может, они

пошли в храм и ходатайствовали? Нет. Книжники тоже не молились. Может, народ, стоявший рядом, сжалился над мальчишкой? Опять нет. Никто из них не молился, не

преклонил колена. Но какая же тогда молитва позволила Иисусу изгнать беса?

46

В этой истории есть только одна молитва. Искренняя просьба страдающего

сердца. И так как Бога впечатляет больше наша боль, нежели наше красноречие, Он

ответил. Так в принципе часто бывает с отцами. Так случилось и с Джимом

Редмондом. Его сын Дерек, двадцатишестилетний британец, мог выиграть забег на

400 метров во время Олимпийских игр 1992 года в Барселоне. Но на середине

финального круга острая боль пронзила его правую ногу. Он рухнул на дорожку с

разорванным сухожилием.

Когда к нему бежали врачи, Дерек продолжал сражаться с собственной ногой.

«Это был словно животный инстинкт», — скажет он позже. Он пытался прыгать, в

безумной попытке все-таки завершить забег отталкивал тренеров. В этот момент

какой-то здоровяк прорвался к нему сквозь толпу. На нем была футболка с надписью