Макс Лукадо - Шесть часов одной пятницы

Мокрыми от слез глазами он смотрит на свою двенадцатилетнюю дочку. Ленточки. Косички.

Веснушки. Она — копия своей матери: голубые глаза, каштановые волосы, вздернутый нос.

Единственное, что досталось ей в наследство от отца — это сердце. Она завладела им! И Уоллас не

собирался требовать, чтобы его вернули. Она не единственный его ребенок, но она — младшая. И она

11 Луки 7:15

12 Луки 7:16

13 Мужская благотворительная организация в Америке, которая помогает больным детям и пожилым людям.

Членами этой организации являются очень многие бизнесмены Америки.

43

его единственная дочь. Он окружил свою маленькую девочку высокой стеной, чтобы защитить ее. Но

теперь, в последние несколько дней, все просто ужасно: стена рухнула.

Все началось шесть дней назад. Дочка вернулась из школы раньше обычного. У нее был

болезненный вид, ее знобило. Жена уложила ее в постель, думая, что это грипп. Ночью температура

поднялась. На следующее утро они отвезли ее в больницу.

Врачи были в недоумении. Они не могли поставить диагноз. Единственное, в чем они были

уверены: девочка больна и ей становится все хуже.

Уоллас еще никогда не был таким беспомощным. Он не знал, как справиться с этой болью. Он так

привык быть сильным. Он не знал, как это — быть слабым. Всех, кто звонил ему, он убедил, что с его

дочкой все в порядке. Он заверил всех, кто справлялся о здоровье его дочери, что Бог велик. Он

убедил всех, кроме себя.

Плотина, сдерживающая его бурлящие эмоции, начала прорываться. Утренний звонок врача: "-

Она в коме" — и плотину смыло окончательно.

Уоллас положил трубку и сказал своему секретарю, что он не будет отвечать на звонки. Он взял

фотографию. Внезапно слова в его голове закружились, как карусель. "Я не боюсь. Я не боюсь".

Склонившись, он прижался лицом к фотографии и плакал.

Это так несправедливо. Несправедливо. "Почему двенадцатилетняя девочка? Почему она, скажите на милость?" С окаменевшим лицом он смотрел на серое небо за окном.

"Боже, почему не я?" — закричал он. Он сел. Потом встал и начал ходить взад-вперед, от

кофейного столика к кушетке, взял коробочку с бумажными платками, которые держал для

посетителей (тех, кто приходил к нему на консультацию). Он высморкался, поднял голову и посмотрел

во двор церкви. Мужчина преклонных лет сидит и читает газету. Вот пришел другой и начал бросать

крошки птицам. Раздался шелест крыльев голубиной стаи, слетевшей с крыши поклевать крошки.

"Неужели вы не знаете, что моя дочь умирает?! Как вы можете себя вести, как будто ничего не

происходит?"

Он погрузился в воспоминания. Весной она каждый день, возвращаясь из школы, заходила к

нему. Она ждала его во дворе и они вместе шли домой. Когда он слышал, что она зовет голубей, то

знал, что пора идти. Он заканчивал свои дела и смотрел на нее, стоя у этого самого окна. Он смотрел, как она ходила по бордюру дорожки в саду. Он смотрел, как она рвала дикие цветы. Он смотрел, как

она кружилась и кружилась, пока не падала на спину и не смотрела, как в небе кружатся облака.

"О, Принцесса", — говорил он. "Моя маленькая девочка". И потом он захлопывал свои книги, оставлял в кабинете всю головную боль и спускался, чтобы встретить ее.

Но весна прошла и его дочери нет во дворе. Сейчас зима, а его маленькая девочка при смерти.

Два пожилых человека все сидели на лавочке в церковном дворике.

"Любимая, любимая моя Принцесса".

Вдруг во двор вошел еще один человек. Он что-то сказал двоим. И они втроем поспешно

удалились. "Я должен сражаться", — подумал Уоллас. И тогда он вспомнил. " Учитель. Он здесь".

Он почти забыл. Сегодня приехал Иисус. Когда Уоллас выходил сегодня утром из дома, его сосед

спросил, не пойдет ли он посмотреть на учителя, вокруг которого столько споров.

Внутренне Уоллас посмеялся над этой идеей. "Нет, я слишком занят сегодня", — поколебавшись, ответил он, зная, что и в не самый загруженный день у него не найдется времени пойти посмотреть на

чудака-учителя. Особенно на этого.

Постановление, принятое на заседании в штаб-квартире союза церквей заклеймило этого парня: бродяга, скиталец. Кто-то даже высказал мнение, что он душевно-больной. Но люди толпились вокруг

него, как будто тот и в самом деле был Божьим даром человечеству.

Я пойду. Уоллас еще раз мысленно прокрутил встречу с соседом.

"Да, — сказал тогда про себя Уоллас, — похоже, ты тоже выписываешь «Национальный опрос»14.

"Говорят, что он может исцелять...", — эхом отдавалась фраза соседа в голове Уолласа.

Уоллас уже было решился. Потом вдруг обмяк: "Не будь глупцом".

14 Американская желтая пресса.

44

"Вера в целителей — оскорбление для нашей профессии", — заявил он на своей последней

проповеди в церкви. Корыстолюбивые пророки. Он видел этих ребят по телевизору, одеты в

двубортные костюмы, с натянутыми улыбками, с припудренными лицами. Он покачал головой и

вернулся к столу. Он опять взял фотографию.

Он смотрел на лицо ребенка, которого он вот- вот потеряет. "Говорят, что он может исцелять...".

Уоллас начал размышлять о последствиях. "- Если я пойду и меня узнают, это повредит моей

работе. Но если она умирает, а он может что-то сделать...". Человек достиг точки, где отчаянье

сильнее чувства собственного достоинства. Он пожал плечами: "Что же мне выбрать?" И он выбрал...

______________________________________________________________________

События того дня изменили курс жизни Уолласа. Он рассказал историю про то, что произошло, когда у него уже не было шанса.

Я три раза объехал автобусную остановку, прежде чем нашел место для парковки. Холодный

ветер свистел у меня в ушах, когда я нащупывал в своих карманах мелочь, чтобы заплатить за стоянку.

Я поднял воротник повыше и пошел навстречу ветру.

Я прошел мимо ломбарда, в окнах которого все еще были наклейки с новогодними

поздравлениями. Мимо бара, из которого выходили подвыпившие люди. Дюжина, или около того, подростков в облегающих штанах прислонились к кирпичной стене. Один подросток бросил

сигаретную пачку к моим ногам. Три человека в кожаных куртках и в джинсах грели руки у костра, разведенного в бочке. Один из них засмеялся, когда я проходил мимо. "Посмотри: пудель в овчарне".

Я не оглянулся. Я не хотел знать: говорят ли они обо мне или о ком-то другом.

Я почувствовал себя не в своей тарелке. Я много лет не был в этой части города. Я мельком

глянул на свое отражение в витрине аптеки: шерстяное пальто, стильные туфли, серый костюм, красный галстук. Меня не волновало, что все провожают меня взглядами. В их глазах читался вопрос:

"Что делает Мистер Белый Воротничок в этом захолустье?". Автобусная станция была битком набита