Ари Ясан - Дом 1000 дверей

Только сейчас, взаперти, всеми брошенный и позабытый, ограниченный во всем, разрушенный до самого основания, только сейчас, когда он потерял все, В. обрел себя настоящего. Он понял, почему раньше был так беспомощен. Он искал утраченную опору в том, что не может быть опорой никогда – в людях, в вещах, созданных людьми, или в человеческом знании, таком ограниченном и эфемерном. Только умозрительно эти подпорки были хороши, но на деле с первых же шагов ломались, погребая В. под своими обломками.

Но теперь он знает, где тот приют, в котором он обретет покой и утешение. Он нигде и он везде. Он в ночном небе и он в самом В. Для того, чтобы попасть сюда, не нужно быть умным или глупым, добрым или злым, сильным или слабым, нужно только помнить. Помнить, что ты – Бесконечность. Это просто, но невыносимо сложно. Удастся ли это В.? Вряд ли. Он уже чувствовал, что теряет эту связь, чувствовал, что забывает. Сейчас ему так хорошо, так спокойно. Но он устал, он хочет уснуть. Он не может, не может спать, потому что если заснет, то все забудет. Но ему не избежать этого, не избежать… Все проходит, все прошло… Только тишина и покой… Все прах и суета…. И В. уснул.

Глава двадцать третья. Двадцать три исчадия ада

- Я тебе башку проломлю!

- А-аа, не трогай меня, не трогай! Мамочка, мама!

- Ну-ка иди сюда, на вот тебе, и еще на, получи, придурок!

- Нет, не надо, не бей меня! Аа-а-а-а!

- Мальчики не ссорьтесь, давайте лучше любить друг друга, дай я тебя поцелую!

- Отстань, слюнявый! Получи и ты тоже!

- Ой! Зачем дерешься? А впрочем, шлепни меня еще разок!

В., кажется, снилось, что несколько детей ссорятся из-за ерунды. Или нет, это не сон! Кто-то ругался и спорил прямо у дивана, на котором лежал В.! Какие еще дети, что это? В. открыл глаза и в первую минуту не понял, что происходит. Комната была переполнена людьми, которые толпились здесь, как стая пингвинов, налетая друг на друга, сбивая друг друга с ног. Прямо около В. трое затеяли свару. Один из них был настроен исключительно враждебно и постоянно давал тумаков двум другим. Второй только причитал, плакал и звал маму. По причине его беспомощности ему больше всего доставалось от забияки. Третий то ли пытался помирить этих двоих, то ли хотел сам поучаствовать в выяснении отношений, было непонятно. Он не плакал и не задирался, но глаза его нехорошо блестели, он напоминал сильно выпившего человека.

Взглянув на других людей в этой комнате, В. увидел, что и они тоже были какими-то странными. Один царапал лицо ногтями и рвал на себе волосы, другой стоял посреди комнаты, бесцельно глядя в одну точку, третий постоянно чертыхался, бегая по комнате взад-вперед и расталкивая всех, кто ему попадался на пути, еще один встал на четвереньки и так ползал под ногами у других. Тут было целое собрание престранных личностей. В. моргнул пару раз и окончательно проснулся. И тут у В. буквально волосы встали дыбом. Всякого он уже навидался, но вот такого! Эти люди в комнате, они все были В.! И трое у дивана были В., и чудак на четвереньках был В., и безумец, раздирающий свое лицо – все они были никем иным, как В. собственной персоной.

В. со страху натянул одеяло на? голову, надеясь, что все происходящее, не более чем сон, но напрасно, крики не утихали и В. не исчезали. Содрогаясь от ужаса, В. выглянул из-под одеяла. Кругом царил хаос. В. беспорядочно бродили по комнате, ползали, бегали, ссорились, дрались, плакали, смеялись, стонали, выли и чего только не вытворяли. Какой-то нервный В. начал ломать стул (чудом уцелевший после погрома, учиненного В. на третий день заточения) и настоящему В. пришлось вскочить с кровати, отобрать у него стул и отогнать неврастеника прочь, иначе последний стул в этой комнате почил бы с миром.

С открытым ртом, в полной растерянности, В. стоял среди целой орды тех, кто, как он уже догадался, назывались невыраженцами. Хвала небесам, об этом явлении В. знал достаточно, чтобы не впасть в ступор. Но его приводил в ужас не сам факт существования невыраженцев (хотя и странно было видеть некоторые стороны его личности свободно разгуливающими независимо от него самого), а их число и многообразие. Только здесь толпилось больше десяти человек. Еще двоих он приметил в прихожей. В. прошел на кухню. По пути ему встретилось еще штук пять-шесть всяческих В., и на кухне тоже было несколько воплощений его самого.

Какой-то сосредоточенный В. пыхтел, пытаясь сдвинуть печку с места. «Точно как я, - сказал себе В. и тут же осекся: - Глупец, он и есть ты!» Парочка В. слонялись туда-сюда бесцельно, а один задумчиво ковырял стену пальцем, время от времени пробуя на вкус то, что ему удавалось отскрести. Другой В. с горящими пьяными глазами направился прямо к В. настоящему и повис на нем, крепко обхватив его за шею руками. Распустив слюни, он попытался поцеловать В. в губы.

«Тьфу ты, - плюнул настоящий В. прямо ему в лицо и с трудом оторвал от себя то, что Джадж, наверно, назвал бы похотьным невыраженцем. Похотьной невыраженец, впрочем, ничуть не стушевался, а принялся липнуть к другому В., которого смело можно было поименовать грустьным невыраженцем. У этого в глазах застыла вся мировая скорбь. Брови его сложились домиком и уже не изменяли своего положения. «Вот ведь, боже мой, - подумал В., - неужто и у меня бывает такое лицо?» Не хотелось себе в этом признаваться, но, видимо, эту гримасу невыраженец позаимствовал именно у В. и ни у кого другого.

Тут на кухню вбежал тяжело дышащий В. Видно было, что он неимоверно раздражен. Он озирался вокруг в поисках предмета, на котором можно было бы выместить свою злость. Он кинулся было на настоящего В., но получил хорошего пинка и отлетел прямо к В., колупающему стену, который тут же был им использован в качестве боксерской груши, что впрочем нисколько не мешало пострадавшему по-прежнему колупать стену.

«Кошмар!» - В. схватился зА голову и побежал в ванную, надеясь там закрыться и хоть какое-то время не видеть этих исчадий ада. Однако, ему не суждено было уединиться, так как в ванне сидел, как и следовало ожидать, очередной невыраженец, который с отсутствующим видом поливал себя несуществующей водой из душа. В. хотел было вытащить слабоумного В. из ванны, но тот принялся? так верещать, что В. счел за благо оставить его в покое.

В. вышел из ванной в полной прострации и не знал, куда податься. Единственное, что ему оставалось – это пройти в комнату, сесть там в кресло и молча наблюдать за самым странным зрелищем, что ему когда-либо доводилось видеть. Невыраженцы неистовствовали. От нечего делать, В. стал их считать и классифицировать. Он насчитал двух злостьных, которые немного отличались между собой по интенсивности агрессии, три штуки скорбьных (или грустьных), эти просто расхаживали с мрачными лицами, и двух похотьных, из которых один был совершенно невыносим. Еще было двое плакостных В., которые непрестанно лили слезы, и двое каких-то совершенно безумных, с такими страшно искаженными лицами, что В. боялся даже смотреть на них.