Анатолий Андреев - Пустота

Что я могу предложить вместо диктатуры желудка, напрямую связанной с ку­цыми мозгами? Что я могу предложить вместо диктатуры хама и опарыша, обле­ченного в перламутр и фарфор? Что я могу предложить вместо перспективы быть сожранным идиотами, размахивающими тряпками, на которых чьей-то благород­ной кровью с ошибками написано «сволобода, раввинство, брэдство, б...ство»? Что я могу предложить в качестве альтернативного будущего?

Что я могу предложить вместо смерти?

Слушайте. И записывайте под диктовку. По буквам. Чтобы не было ошибок и недоразумений. Готовы? Врубите блюз. Пишем. Сразу на всех языках мира, включая те, на которых еще нет письменности, - слева направо, справа налево, вязью, грязью, чернилами, кровью, иероглифами, значками, крестиками, нолика­ми. Пишем!

Я предлагаю свергнуть диктатуру натуры и объявить диктатуру культуры, дик­татуру разума, что приравнивается к объявлению войны всем безголовым милли­онам, ликующим и скорбящим.

Таково мое предложение. Прошу занести его в протокол ООН.

Несогласных олигархов прошу вывести из зала. Мальчики налево, девочки направо. Пусть строят свою пещерную демократию где-нибудь вне Солнечной системы, на расстоянии не менее 5-7 миллиардов световых лет от планеты Земля. Аплодисментов не надо. Не надо, я сказал. У нас не та диктатура.

«Этого не может быть. Это неслыханно!»

Не может быть будущего? Спасибо за новость. Я знал об этом еще тысячу лет тому назад. Но при чем здесь Саддам? Его-то за что?

Всем спокойной Ночи.

Я просплю вашу эпоху под мой блюз.

12

Новый Год приближается, в окна стучится!

И становится грустно и радостно всем...

Ах, семерочка, дай позабыться и сбыться!

Превратись хоть на годик в код счастья: ноль семь!

Это бездарное стихотворение я написал 31.12.06.

Делать мне было абсолютно нечего (надо было только поздравить Веру 8М8- ской, поближе к полночи), времени хоть отбавляй, и я принялся размышлять.

Что празднуют люди, когда они празднуют Новый год?

Они празднуют праздник чуда, праздник веры в то, что случайность может из­менить их жизнь. Отсюда и стихи (удивительно неуклюжие, но от души): поэти­зация подобного мироощущения. Новый год стал едва ли не главным праздником цивилизации, ибо это праздник людей, живущих бессознательной жизнью и не признающих никакую другую жизнь. Это праздник безумия, именины сердца, торжество души. Вера в то, что одна счастливая встреча, одно счастливое событие могут круто изменить жизнь - лучшее доказательство того, что философия лю­дей - это поклонение Его Величеству Случаю или Госпоже Фортуне. Ты ничто - случай все. Зачем персональные усилия, зачем никчемный разум, пытающийся познать законы мира и закон законов - себя?

Чем меньше разума - тем больше энтузиазма по поводу приближения Нового года. Архетип этого праздника, как и любого другого, - противостояние культуре. Этот праздник - игра в игру, не условная, а безусловная абсолютизация ритуалов. Праздник заклинаний, пожеланий, ворожений - праздник олигархов и нищих одновременно.

Вот она, суть человека: воспринимать мир чувствами, управлять им - чувства­ми, с помощью чувств населять его богами - следовательно, всеми чувствами ненавидеть разум, который пытается в абсолютизации чувств увидеть некую за­кономерность. Человек чувствующий (душевный, психологический) ненавидит человека размышляющего (разумного), ибо второй портит все праздники, отраду и смысл жизни бессмысленного существования.

Все ненавидят меня.

И простые люди-человеки, черт возьми, правы, как всегда бывает права приро­да, грубо и бесхитростно. Иначе они не умеют. Иначе душа не живет. Этот празд­ник, как и праздник вообще, нужен и разумным - именно как праздник души, а не личности. Привилегия личности - это не привилегия перестать быть человеком, а привилегия дифференцировать проявления человека. Праздник отменить не­возможно, ибо это всегда праздник жизни; можно по-разному к нему относиться.

С Праздником всех, а также и себя!

Блю-юз, пли-из...

Вообще эта новогодняя ночь оказалась на удивление плодотворной в поэти­ческом отношении. Сначала я отправил Вере 8М8-ску: «Поздравляю со светлым будущим. С новым счастьем! Стих по случаю.

Я тебя люблю, как тысяча чертей.

Представляешь, сколько мы б сделали детей?!

Смешно, правда?»

Вера не откликнулась.

Наверное, не смогла. Была занята приготовлением салатов.

Я затосковал, несколько раз посмотрел казнь Саддама, заснятую на пленку и показанную всем людям доброй воли по всем телевизионным каналам прямо под Новый год (иногда возникало впечатление, что вешают Санта Клауса - то ли потому, что Хуссейн был похож на славного Деда Мороза, то ли оттого, что кадры с Дедом Морозом и Снегурочкой набегали на кадры казни через повешение), и на­писал еще одно стихотворение:

Люблю тебя, как дикий кот.

Вот.

А еще люблю я мед.

Вот.

Нет. Совсем наоборот:

Я сначала съем свой мед,

А потом люблю, как кот.

Вот.

Но оправлять сей опус не стал. Кому? По адресу: Вселенная, моей любимой, до востребования?

Это были стихи себе, любимому, в свой личный альбом.

Прошла неделя.

От Веры не было вестей.

Мне стало ясно, что в последний наш вечер в прошлом году что-то произо­шло. Стало ясно, что угасание наших отношений - вопрос решенный. Для таких вопросов, списанных в утиль, существует формула: это всего лишь дело времени.

«Угасания наших отношений», сказал я, но не моего чувства.

Хотя это уже не имело к нам с Верой никакого отношения.

Когда ей стало ясно, что мне стала ясна перспектива наших отношений и я при­нял все как должное, она позвонила. Разговор был бессодержательным. Беспред­метным. Сам факт такого разговора говорил о том, что нам не о чем говорить.

Я не просил ее не звонить больше. Она и сама все поняла.

Розовый халатик я запаковал в полиэтиленовый пакет, чтобы не испачкался (забавно!), и выбросил в мусорный контейнер.

Но она все же позвонила еще раз.

- Ты не мог бы подарить мне подборку блюза, которую... которая у тебя есть.

- Конечно, мог бы. Блюз - музыка не запрещенная. Я оставлю диск для тебя на кафедре.

- Спасибо.

- Ну, что ты. Пустяки.

- Только, если можно, не надо оставлять диск на кафедре. Ты мог бы передать мне его из рук в руки там, на Озере? Это мой последний каприз.

- Пожалуйста, Вера. Любой каприз.

Я даже не стал уточнять, где это «там, на озере». И так было ясно: там, где я ее поцеловал.

Это было не свидание, и я не собирался волноваться. Так, слегка тряслись руки, ноги, пересыхало во рту. Не знаю, зачем я вообще ввязался в эту сентиментальную авантюру.