Михкель Ното - Элвин

Сама комната была оборудована хоть и гораздо проще, но тоже соответствовала всем потребностям.

Эксперимент решили прекратить в случае явной угрозы для жизни ребёнка. К сожалению, он никогда не заболевал ничем особенным – и мы все с лёгким сердцем допустили то, что произошло.

Сейчас и не вспомнить всех людей, с которыми я тогда работал вместе, хотя их было немного. Особенно близко я сошелся с Шарлоттой и Юджином.

У Шарлотты было длинное, тонкогубое лицо полотняного цвета. Точёное, но неинтересное. Дымчатые, остекленевшие глаза всегда вызывали в её собеседниках лёгкое беспокойство, словно никто не верил, что они настоящие. Длинные пшеничные волосы. Фигура изящная, плавная.

Юджин приходился ей каким-то родственником, хотя по внешности так и не скажешь – худой, вытянутый и нескладный, с вечно влажными горячечными глазами и детским ртом.

Но они оба одинаково располагали к себе людей.

В тот день мы втроём стояли возле перегородки и разглядывали уже подросшего Элвина.

- Интересно, он будет воспринимать их как живых существ? – и Юджин кивком показал на механические руки.

- Я думаю, он уже сейчас их так воспринимает, - сказал я. - Они же заботятся о нём.

- До какого-то времени он будет так считать, но потом разберётся. Руки жесткие, холодные, не проявляют по отношению к нему никаких своих эмоций – не гладят, не шлёпают, - Шарлотта слабо улыбнулась. - Просто дают то, что ему нужно.

Мне захотелось возразить ей.

- Допустим, мальчик поймёт, что они в чём-то отличаются от него. Разве это ещё повод мнить их неживыми?

- А разве у него есть повод считать живым себя?

- Я тебя не совсем понимаю.

- Мы видим развитие человека с отличным от нашего сознанием. С кем ему себя сравнить? А как ему вообще постигнуть, что пол и потолок – не часть его самого? Как объяснить, откуда берутся некоторые вещи? Вам может показаться это смешным, но лет через пять-шесть у нас есть возможность присутствовать при возникновении первобытной религии.

Нам так не показалось.

Юджин в основном занимался развитием навыка речи. Нетрудно устроить, чтобы ребёнок смог без осмысливания повторять некоторые слова – для этого надо всего лишь пустить через динамик запись несложного текста и как можно чаще повторять его. Детский лепет состоит из «мама», «папа», «деда» - но является всего лишь случайно складывающимся набором звуков. Чуть позже появляется «мама, дай» и «папа, хочу» - уже понятно, что и кому надо сказать, чтобы получить желаемое. Потом в речь добавляются местоимения, прилагательные. Ребёнок растёт, он думает и общается на языке своего окружения, понимает абстрактные понятия и всё такое прочее. Что толку он эксперимента, если Элвин сможет хоть петь оперные арии, но не понимать в них ни единого слова? Как у него могут появиться такие же мысли, как у нас с вами? Как он сможет научиться читать и писать?

Юджин с блеском показал себя.

Для начала он придумал реплики сопровождающие младенца при кормлении и сам сочинил две колыбельные. Голос для записи выбрал мой, так как другие ему не подходили по сотне разных параметров. Например, голос Шарлотты он отмёл как слишком мягкий, а свой собственный – как чересчур высокий и вибрирующий.

- Они должны содержать как можно меньше личного, - объяснял Юджин. – А также эмоций. Воспитать изолированно от любого живого существа – это значит ещё и воспитать отдельно от его индивидуальности. Также нежелательно будет проявление его собственных чувств к голосу, а значит он не должен быть приятным или отталкивающим.

Целый год, при различных ситуациях, Элвин слышал такие слова и предложения:

- Еда. Это еда.

- Молоко. Это молоко.

- Игрушка. Это игрушка. Игрушка.

- Сейчас будет еда.

- Спи.

- Свет. День.

- Темнота. Ночь.

- Ешь.

- Возьми.

- Не плачь.

- Ты улыбаешься. Это счастье.

Последнюю реплику предложила увидевшая улыбку Элвина Шарлотта. Юджин активно сопротивлялся, но погиб под водопадом аргументов.

В семь месяцев Элвин часто повторял обычные для младенцев этого возраста слоги. В год произнёс своё первое слово. В полтора – узнавал и называл некоторые предметы. В два года он назвал свою игрушку «очень красивой собачкой». В три спросил «почему?» когда у него отобрали недоеденное яблоко.

Тогда я впервые задумался о его будущем.

Предположим, мой эксперимент закончится удачей. Признание, деньги, переворот всех наших представлений о взрослении. А что будет с мальчиком? На долгие годы он станет выставленной на показ диковинкой, сенсацией не только в научном, но и во всём мире. И, конечно, его придётся выпустить в этот огромный мир. Кем мы будем для него – богами, монстрами?

В моей голове проносились видения этой загубленной жизни: вот он, с пепельным от испуга лицом отвечает на вопросы публики; вспышки фотоаппаратов приводят в ужас; огромные залы, бесконечные лестницы уже не могут произвести впечатления на измученный разум. Лет через десять к нему охладеют даже ученые, и юноша остаётся не у дел. Не стоит питать надежд, что он сможет когда-то приспособиться к нормальной жизни. Вероятно, покончит с собой или сойдёт с ума, а в лучшем случае обучится какой-то несложной работе и проведёт остаток жизни за перекладыванием коробок и подметанием пола. Рано постаревший, с кучей неврозов и потухшим взглядом.

Нет, я не привязался к нему и не стал чувствовать угрызения совести. Наша работа – я уже говорил «наша» вместо «моя», так как признал достойными уважения усилия Шарлотты и Юджина – так вот она должна была стать поворотным моментом и войти во все учебники. Дать ответы на вопросы. Понять не просто ещё одну особенность в поведении или дать фундамент для какой-то оригинальной теории, а сделать возможным постигнуть сразу огромный пласт психики.

Марлен разочаровала меня. Она хоть и живо интересовалась экспериментом и в полной мере осознавала его значимость, всё же в глубине души была равнодушна к нему. Поначалу я питал к ней всё те же нежные чувства из-за собственного самодовольства – как же, я ведь оказался настолько проницателен, что увидел под этой ширмой скучнейшую, но простительную тягу к славе. Обычное такое желание оказаться супругой известного и уважаемого человека.