Неизв. - Длительное убийство лорда Финдли (Доктор Пенн) / Проза.ру - национальный сервер современной прозы

– Нет, не свернут. Прямой, как женилка у студента, – процедил Мередитт сквозь зубы. Он нарочно упрямился, не желая дать понять собеседнику, что его догадка верна, и речь идет об одном и том же Пенне. По правде же увечье носа было первым, что бросилось в глаза Мередитту при личной встрече с доком.

– Не сомневался, что жалобу писал совсем другой Ф. Пенн. Ваш-то наверняка здоровяк, и сам бы намял бока этому Пимблтону, будь тот трижды при оружии, - усмехнулся Чейниус.

– Да, мой та еще горилла, – с желчью в голосе ответил Мередитт, вспоминая доковское тщедушие. – Входит – шканцы гнуцца!

– Действительно, слишком частые совпадения маловероятны, – с радостью согласился Чейниус, достал платок и улыбнулся, прикрывая им губы, как будто улыбаться ему сейчас было так же неловко, как другим сморкаться. – Да и к черту, я ведь не о нем пришел поговорить. Пимблтона я вспомнил только пока ожидал вас, а мысли сами текли себе текли... Знаете, как это бывает. Я бы не стал отнимать ваше время разговорами о нем одном.

Мередитт терпеливо кивал.

– Сегодня, по вашим словам, возвращается сэр Джон, – сказал Чейниус и перестал улыбаться.

– Что еще за «мои слова»? – повысил голос Мередитт, но тут же понял, что вышло весьма по-хамски, и попытался смягчить впечатление. – Я ведь для Финдли не наниматель и даже не родственник., – засмеялся он. – Как я могу поручиться за его действия? По моим словам выйдет одно, а по его делам – совсем другое. И что же, получится, что я бросаюсь словами?

– Три дня назад при большом скоплении народа вы сказали, что Финдли возвращается. – негромко, но отчетливо произнес Чейниус.

– Я передал его слова о намерении вернуться. – Мередитт покрутил у него перед носом указательным пальцем: «но-но, милочка, меня вы не подловите». – Я не знаю, с какими обстоятельствами столкнулся Финдли за прошедшее время и как это повлияло на его нынешний образ мыслей и строй действий. Тем более, как мы знаем, некоторые лица прилагают некоторые усилия. Как это ни прискорбно, я не поручусь даже в том, что наш Финдли сейчас вполне здоров.

«Сам дурачок и меня за такого же держишь», – читалось в ответном взгляде Чейниуса, хотя тут же он снова раздвинул усы в улыбке:

- Вы реалист и, я бы сказал, стратег. А мне в силу возраста можно предаться сентиментальности. Я верю, что он вернется. И вот, поскольку сейчас вы как никто близки к милорду Финдли, хотел бы просить вас об одолжении, - заявил гость и принялся щебетать о торговых местах, которые мог бы предоставить Финдли недорого, если он по возвращении надумает возобновлять коммерцию. Мередитт ожидал каверзных вопросов, которые должны были бы вывести его на чистую воду, и собирался хитроумно противостоять, а разговор пошел о лавке и соленых огурцах. «Ах ты дитя порока, ты ради этого меня потревожил?!» - таращился на гостя сэр Юэн, но тот продолжал говорить с безмятежным видом, будто не находил в том ни капли абсурдного, чем довел хозяина до белого каления.

Когда Чейниус убрался восвояси, не забыв забрать свой воняющий ветчиной «Путь паломника», Мередитт вскочил и принялся ходить по комнате, на поворотах изображая фехтовальные выпады и крошащие удары сверху вниз. Вначале его мысль заметалась в поисках ответа на вопрос, ради чего же на самом деле приходил этот христопродавец, и лежащего на поверхности ответа не было. Размышления были так мучительны, что мыслитель совсем забыл о голоде. Мало-помалу мысль сэра Юэна отошла от прямого пути, и он стал задумываться, чего еще он не знает о Пенне. В гостиную не бесшумно вошел закованный в латы Койн и сел на диван, а Мередитт все еще расхаживал туда-сюда и делал вид, будто кого-то душит. Сержант кашлянул.

– Я тебя вижу, – сказал Мередитт, но не остановился. – Что молчишь? Как успехи? Ладно, мимо. Будем рассуждать логически. Если он сейчас на свободе, вероятнее всего, был оправдан. Успели оправдать – следствие шло долго, то есть обвинение было серьезным. Койн, у тебя есть идеи, за что могли судить нашу бледную немочь?

– Пимблтон и раньше сидел? – гулко спросил Койн из-под шлема.

– Наоборот, Пимблтон сторожил решетку с нашей стороны. Вообще причем здесь Пимблтон? Почему ты сказал «Пимблтон»?

– В засаде все-таки оказался он. Он нас надул. Уродец! А вы сейчас разве не о нем говорили?

– Не совсем, – Мередитт тут же забыл о прошлом предмете размышлений. – Значит, Пимблтон... Забавно, но еще ничего не доказывает. В первый раз это мог быть и не он. Черт, если бы ты его поймал, мы бы с ним потолковали совсем чуть-чуть, он бы нам назвал заказчика – и все, дело в суде, решили бы проблему в одну неделю. Но, впрочем, так даже интереснее. Он тебя увидел, ты увидел его, он убежал. Все складывается неплохо! Сейчас...

– Милорд... – перебил его Койн. – Мне кажется, я его убил. Пожалуйста, извините меня.

Лу-Гару

На рассвете 15 июня с марсов корвета «Память герцога Мальборо» стала видна полоска суши, покрытая лесом. Капитан Литтл-Майджес, доктор Пенн и лейтенант Пайк вышли к правому борту и стали рассматривать берег в подзорную трубу, передавая ее друг другу по очереди.

- И ведь если сейчас велеть выливать всю загнившую воду, то непременно как назло… -- начал говорить кэп, но замолчал и передал трубу Пайку.

- Укреплений нет. Если только они не держат пушки прямо на земле, -- сказал тот и передал трубу Пенну. Тот посмотрел в подзорную трубу на линию деревьев, на узкую полосу песка, на небо, на воду, на горизонт, на салинги грота, на Пайка, снова на деревья и, наконец, на носки своих сапог. В ответном взляде кэпа читалось «если б мне было так же легко развлечься».

- Экспедицию на остров возглавит Пайк. Элб, если хочешь, тоже сойди, проветрись, -- распорядился Литтл-Майджес, отобрал трубу и ушел на шканцы, отдавая приказы повеселевшим при виде земли мтросам. Корвет дал крен на правый борт, прямые паруса фока и грота рыхло наполнились ветром, и земля, поросшая буковым лесом, стала медленно поворачиваться другой стороной: капитан искал бухту. Доктор остался стоять у борта. В прежней, сухопутной жизни ему казалось, что на море можно смотреть бесконечно, теперь он так же с бессмысленной улыбкой пялился на сушу. Берег не был ни живописным, ни хоть сколько-нибудь привлекательным, и во время каботажного плавания его вид вызывал бы в путешественниках скуку. Плоский холм поднимался над водой не больше чем на высоту двух человеческих ростов, при отливе обнажая серые пляжи и того же цвета каменистые отмели. Сейчас они уже наполовину скрылись под волнами. Небезопасное дно еще то здесь, то там выдавало себя: над неспокойной водой стояли черно-зеленые камни. В полкабельтове от берега в их тени различался неясный силуэт. По мере приближения выступили прямые перекрестья, на которые намотались мертвые водоросли и обрывки ткани.