Ника Батхен - Дары Кандары

на скамеечку во дворе… Врачи сказали – инфаркт. Похороны были тихими, поминки справили по-

семейному. Старший сын от наследства отказался. Квартира со всем содержимым досталась дочери.

Следовало навести порядок, отобрать мелочевку на память, выкинуть мусор – горе горем, а деньги

деньгами. Цены на недвижимость падают, значит квартиру надо продать как можно скорее. Дочь открыла

двери своим ключом. Чуть-чуть всплакнула в прихожей, прижавшись щекой к старому отцовскому пальто с

вытертым цигейковым воротником. Вошла в мастерскую, ахнула. Огромные окна были распахнуты настежь

и дождь испортил все, что можно было погубить. Разбухли створки старинного книжного шкафа, книги,

сваленные на подоконнике, покоробились, афиши по стенам превратились в невнятные кляксы… А в

дальнем углу, островком среди моря разрухи, стоял прикрытый тряпкой мольберт. Дочь вспомнила – отец

звонил две недели назад, говорил, что пишет картину, закончит к зиме… Не успел. Господи, всю жизнь

протратил на эти проклятые кляксы – и кому кроме нас они нужны?! Она вздохнула, со злостью рванула

тряпку – и замерла, всматриваясь в чудо.

С полотна в затхлый сумрак заброшенной комнаты, торжествуя, шагнул яблочный сад ее детства –

она помнила, кажется, каждое дерево, каждую нарисованную трещинку в коре. Шел дождь и солнце играло

на пестрых листьях, разбрасывая улыбки бликов. С неба глядели ангелы, из ветвей – совы и лисы. И сама

она – тринадцатилетняя – смеялась, протянув руки навстречу прекрасным яблокам… Радость моя! Сколько

лет мне лететь, тосковать ни о ком, сколько зим зимовать, не заметив ни дня, столько снов тебе слать по

земле босиком, столько жизней прожить, ожидая меня…

Что было дальше – вы уже знаете. И, даже, если и не были в Третьяковке, то наверняка читали статьи

в газетах – о «художнике одной картины». Зрители в восторге, искусствоведы в недоумении, коллеги просто

шокированы. Хотя попытки отрицать авторство покойного мэтра пресекаются очень быстро. Перекупщики

обшарили всю Москву в поисках работ господина Вайнштока – и, естественно, не нашли ни одной,

способной сравниться с «Садом».

А куклу с тех пор никто не видел. Впрочем, и не искали…

Про Героя

Ни за что не скажу, кому посвящается

Далеко-далеко, за семью морями, за семью горами, за тихой речкой, за синим долом был город. А в

городе жил Герой нашей сказки. Он был великим человеком, поскольку знал все на свете. По утрам он

выходил на прогулку, величественный и невозмутимый, поигрывая на ходу тонкой тросточкой. Он посещал

лавки и мастерские, заходил в больницы и школы. И везде щедро делился своими знаниями. Он учил

сапожника, как тачать сапоги, советовал повару, сколько именно лавровых листиков следует класть в

кастрюлю борща, объяснял стражнику устройство мушкета, указывал женщинам, как рожать. Если люди не

желали внимать, он обращался к животным. Демонстрировал кошкам методики охоты, обучал собак лаять

басом, а лошадей лягаться по строго выверенной траектории. Причем с последними достиг наибольшего за

карьеру успеха – кобыла мясника так лягнула Героя в лоб, что он неделю провалялся в больнице. Летними

вечерам, сидя на крылечке уютного дома, он читал лекции маргариткам. Но цветы почему-то вяли…

Однажды в город пришла беда. Свирепый дракон со страшных Туманных Гор утащил в свое гнусное

логово красавицу Принцессу, единственную дочь старого Короля. Король валялся в истерике, Совет

Министров хватался за головы – последний рыцарь в городе уже десять лет, как торговал овощами и идти в

бой наотрез отказался. Что же делать? И тут кто-то вспомнил – в нашем славном городе живет человек,

знающий все на свете!

К Герою послали шестерку герольдов с трубами, флагами и письмом на гербовой бумаге

предписывающим получателю сего незамедлительно заняться извлечением принцессы из гнусного логова, с

предоставлением руки и сердца последней по успешному завершению дела. Герой вздохнул – ничего-то без

меня сделать не могут, заказал за казенный счет меч и огнеупорные доспехи и в положенный срок

отправился в путь.

Долго ли коротко ли он шел, скольких опасностей избежал, каких чудовищ поверг – то нам неведомо.

Но живым и здоровым он добрался до искомого логова. Вызвал Герой дракона на смертную битву и

победил. И, вопреки очевидному, не захотел замечать, что дракон сам подставил под меч уродливую башку.

Войдя в пещеру, Герой даже краем глаза не посмотрел на драгоценные камни и золотые монеты, ковром

усыпавшие пол. Глаза принцессы затмевали алмазы, от блеска ее волос тускнело золото. Герой стоял

столбом, любуясь на чудо. Звоном хрустального колокольчика отозвался в его ушах нежный голос

принцессы:

– Я конечно благодарна вам за спасение, но кто же так машет мечом! Вы держите оружие, как,

простите, дворник свою метлу. Дайте я Вам покажу один отличный прием, а потом Вы сможете поцеловать

мне ручку. Хотя… А Вам известно, как следует целовать ручку даме?

Они жили долго и счастливо и умерли в один день.

Сказка о неизбежном

«Моталэ мечтает о курице,

А инспектор –

Курицу –

Ест».

И. Уткин

Ос любил наблюдать за морем. По утрам, выходя с ребятней за «ушками», он подолгу смотрел, как

солнце наполняет воду прозрачным светом. Колыхание вод, бег прилива, пена и водоросли на песке

притягивали его, как детей бедняков манит витрина, полная дивных сладостей. Ос готов был часами глядеть

на волны, но голодные братья тащили его с собой – собирать мокрые, склизкие на вкус ракушки. Мать

варила похлебку из «ушек» от весны до зимы. А когда наступал сезон бурь, к морю спускались только

отъявленные бродяги. Ос однажды попробовал тоже.

Он запомнил пронзительный ветер, стылые непроглядные сумерки, вопли крачек, черные ребра

забытой лодки, огромный как дом труп морского быка. И себя – песчинку в бесконечном и безразличном

холодном мире. Домой окоченелого до изумления мальчика приволок милосердный нищеброд-грошник.

Отец выпорол Оса. Мать плакала.

Очередную трепку он заслужил, когда стал хвалиться перед мальчишками. Ребятня собралась в

подвале, Ос, как всегда, взгромоздился на бочку и начал рассказ, мешая краски и запахи с безудержным

хвастовством. Он захлебывался и задыхался, восхищенные взгляды приятелей прибавляли азарта речи. …

Стихи получились сами собой – мозаичные кубики слов вдруг сложились единственно мыслимым образом.

И на влажной стене подвала проступили картины – белокрылый фрегат, глыбы блестящих айсбергов,