Николай Усков - Существует ли русская нация и почему Россия отстала от Европы

Библиотека Ивана Грозного, на поиски которой было потрачено столько сил и изобретательности, на фоне Западной Европы XVI века выглядела бы откровенно жалко и была бы сопоставима разве что с библиотекой какого-нибудь заскорузлого церковного капитула. Судя по сочинениям Грозного, безусловно блестящего стилиста или, как говорили о нем современники, «словесной мудрости ритора», он глубоко знал Священное Писание, был знаком с греческой нравоучительной литературой и имел некоторую осведомленность об истории, но совсем не разбирался в развитой политической мысли античности и средневековья, как и в античной литературе. По подсчетам филолога Зарубина, библиотека Грозного могла включать в себя 154 тома, подавляющее большинство из них являлись снова библейскими и богослужебными книгами. Миф о наличии в библиотеке царя античных греческих рукописей был придуман европейскими гуманистами XVI века и никакого подтверждения в источниках до сих пор не получил.

Но даже с той очень скромной частью наследия Византии, которую Русь пожелала перенести в свои леса, она обошлась довольно небрежно. Поэтому шоком, потрясшим сами основы государства, стала для России XVII века новая встреча с греческим наследием, а именно инициированное в 1654 году патриархом Никоном исправление и переиздание русских церковных книг в соответствии с греческими образцами. Драматизм борьбы вокруг мелочных деталей религиозного быта вроде двуеперстия, начертания имени Исус или служения литургии на семи, а не на пяти просфорах, свидетельствует об отсутствии сколько-нибудь постоянной коммуникации между греками и их мнимыми наследниками в России на протяжении многих столетий. Иначе бы различия не накопились бы в таком количестве и не вызвали бы у массы населения ощущения отнятия веры и последних времен. Раскол обнажил отсутствие постоянной полноводной связи Руси с греческой культурой, так же как провальная Крымская война середины XIX века даст подлинную оценку глубине российской европеизации. «Кирилл и Мефодий», неизвестный автор Конец самодовольной Руси

Итак, Русь находилась вне западной pax romana и при этом имела лишь очень слабое отношение к византийской цивилизации. Византийское семя было брошено в землю, но дало малые всходы. С этим семенем великой религии на Русь не пришла вся богатейшая агрикультура Восточного Рима. Что выросло, то выросло под скупым северным солнцем, да на бедных наших почвах. Русь была предоставлена сама себе, точнее, своей участи. Распластанная на огромных просторах и беззащитная перед яростью степного кочевника, она, кажется, тонет в первобытном невежестве, но кое-где вдруг блеснет нечаянной красотой своей самобытности.

Стоит, наверное, только удивляться, что русская иконопись достигла такого чувства умиротворения и гармонии, какую мы знаем по доскам и фрескам Андрея Рублева, такой домашней теплоты и сердечности, как у Дионисия, такой раблезианской радости жизни, любования ее красотой и узорочьем, как в «строгановских письмах». Каким бы неучем Иван Грозный не выглядел на фоне европейского XVI века, он, наверное, первым явил пластику и сочность русского языка, которые ни на секунду не заставят пожалеть о том, что Русь не выбрала греческий. Даже наша древняя архитектура, в силу инженерных сложностей менее самостоятельная, чем иконопись или литература, оставила несколько выдающихся образцов абсолютно самобытного гения. Быть может, собор Василия Блаженного и получился таким многохрамным только потому, что русские не знали, как строить большой купол и нагромоздили много маленьких церквей, соединив их лестницами и переходами, но эта банка с малиновым вареньем, увенчанная горкой зефиров, безусловно является феноменальным шедевром мировой архитектуры.

И тем не менее русские в XVII веке «теряют», по выражению Ключевского, «прежнее свое самодовольство», то есть больше собою не довольствуются и смутно осознают, что живут сильно хуже, чем соседние народы. Толчком, выбившим наш народ из его привычного жития-бытия, стала, конечно, Смута, которая едва не привела на московский престол поляка, и как всякая развилка, трудный, но сознательный выбор пути, заставила критически взглянуть на состояние отечественных дел. Павел Чистяков «Патриарх Гермоген отказывает подписывать полякам грамоту», 1860

Кажется, первым нашим русофобом можно считать князя Хворостинина, который уже при царе Михаиле Федоровиче жалуется, что «в Москве людей нет, все люд глупый, жить не с кем, сеют землю рожью, а живут все ложью». Его современник дьяк Иван Тимофеев пишет: «Мы друг от друга в любовном союзе расходимся, каждый поворачивается к другому спиной — одни к востоку зрят, другие же к западу». Дьяк был неточен. На востоке России лежала огромная, почти дикая Сибирь. Не на Китай же тогда смотрели в самом деле. Оппоненты западников зрили в себя, в отеческую старину. С этого времени, с 20-х годов XVII века, начинается у нас раскол на западников и славянофилов, или националистов.

Выбор Запада был закономерен как в силу торговых связей, прежде всего с Англией и Голландией, так и внешнеполитических задач. В войнах с Польшей и Швецией, составляющих часть XVI и почти весь XVII век, Россия сталкивалась с относительно развитой европейской культурой и вынуждена была приглашать в Москву европейских военных специалистов, чтобы формировать «полки нового строя», начиная уже с 1630 года. Характерно, что Россия, потенциально обладавшая огромными запасами руды не только на Урале и в Сибири, но и в центральной России, была вынуждена покупать тысячи пудов железа, оружие, причем не только огнестрельное, но и холодное, и даже порох за границей, причем часто у своего врага — Швеции. Неинновационная или «бесхитростная» экономика делала это неизбежным, а неограниченность ресурсов — возможным.

Только в 1626 году московское правительство озаботится приглашением в Москву первого «рудознатца» из Англии, то есть геолога, который сумел бы найти отечественные месторождения. Первый тульский оружейный завод будет основан голландцем в 1632 году. За «рудознатцами» и оружейниками потянулись и мастера множества других специальностей, так что Немецкая слобода в Москве выросла во внушительный и самый комфортабельный район столицы.

Древнейшим университетам Европы к XVII веку исполнилось уже по 400-500 с лишним лет, университеты открылись и в сопредельных славянских странах: в Праге — в 1347 году, в Кракове — в 1364 году. В Киеве, входившем в Речь Посполитую, существовала Могилянская академия, история которой начинается в 1615 году. В Московии не было известно ни одной школы, даже чисто духовной, по типу киевской. Робкие, притом неудачные попытки завести хоть какую-то школу, известны с 1649 года. Первое устойчивое учебное заведение — Славяно-греко-латинская академия — появится только в 1687 году. В этом же году Исаак Ньютон опубликует свой фундаментальный труд «Математические начала натуральной философии», в котором он сформулирует закон всемирного тяготения и три закона механики. А на Руси только-только начали систематически изучать древние языки. Это был самый тривиальный в прямом смысле уровень знания. До этого древними языками здесь владели исключительно ученые-греки да выпускники Киевской академии, которых специально, очень редко, выписывали в Москву для тех или иных практических нужд: что-то перевести, подправить или издать. Россия, которую националисты до сих пор именуют наследницей Византии, удосужилась приступить к обучению своего юношества греческому, когда Византии не существовало на карте мира уже 234 года! И, надо отметить, в этой первой московской школе бойчее учили уже не греческому, а латыни, которая была к тому времени куда как более востребована.