Unknown - i c2ab19a2c5d6e8bb

Ну почему, почему он ушел?..

Ладно, – решил для себя отец Арсений, – он святой – ему видней. Он ушел, а мы остались. И что теперь следует предпринять? Разумеется собрать Первый Новомирский собор и объявить эрнестианство единственно верной религией, а остальные учения осудить как еретические. И стоит, конечно, учредить новую должность: наместник престола святого Эрнесто».

Отец Арсений не сомневался, кто будет первым избран на этот престол…

Олег тоже не понимал своего товарища, который спас его когда-то от неминуемой гибели. Он пытался уговорить его, но Кухулин, улыбнувшись, сказал:

– Я вам больше не нужен.

– Кух, что ты такое буровишь… – попытался возразить Олег.

Кухулин поднял руку и устало произнес:

– Ты не поймешь. У Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть глава о Великом Инквизиторе… так вот, я вам больше не нужен. Я ведь мутант. И главная моя мутация не в теле, не в черном наросте вдоль позвоночника. Главная мутация здесь, – и Кухулин стукнул себя в грудь, – в душе. Что-то случилось со мной после Катастрофы. Я не могу быть простым человеком. Одержать победу и тянуть на себя одеяло, пожинать лавры, нет, это не для меня. Вы ведь все привыкли к маске святого Эрнесто, и если я ее сорву с себя, вы не увидите за ней Человека, а другую маску на моей физиономии вы лицезреть не захотите, поскольку привыкли к старой. И значит, рано или поздно вы попытаетесь убить меня.

Олег непонимающе завертел головой, но Кухулин не захотел больше ничего объяснять. Олег хотел обнять на прощание Ленору, но та отстранилась; на него, на Вазгена и на Ирму она смотрела, как на предателей. Что ж, Кухулин уходил, а проблем в Новомирье от этого не убавлялось: слишком много прав у общин, слишком много «бывших» гуляет на свободе, слишком много себе позволяет отец Арсений, да и Вазген как-то скурвиваться начал… видно придется опять закатать рукава…

А в вечернем воздухе тоскливо распелись странные фосфоресцирующие насекомые, будто выводя печальную мелодию, которую когда-то, в день гибели мира, услышал в своем плеере Арсен Колеев:

Aquн se queda la clara

la entraсable transparencia

de tu querida presencia

comandante Che Guevara.

Солнце покидало Новомирье, и вслед за ним уходил святой Эрнесто и его верная спутница. Страна Десяти Деревень постепенно погружалась во тьму…

Андрей Койнов

Вечный сон разума

Солнце светило так, что, казалось, еще чуть-чуть – и вокруг обязательно что-нибудь восп ламениться. От земли поднимался жар, поэтому люди предпочитали сидеть в тени и наслаждаться мороженым. Было тихо, и даже время словно остановило свой бег, чтобы отдохнуть. Все вокруг плавилось – дома, деревья, даже воздух.

Внезапно все цвета поблекли, как если бы солнце накрыло облако. Но то было не облако, а огромная, почти черная туча, наползающая с востока. Один лишь взгляд на нее вызывал к жизни какой-то первобытный страх. Края у тучи оставались золотыми – это солнечные лучи продолжали бороться с ее наступлением. Но долго так продолжаться не могло, и вот уже черная громада закрыла собой все небо. По улице, разгоняя пыль и мелкий мусор, промчался порыв ветра. Стало невыносимо холодно.

* * *

Алексей открыл глаза. Вокруг было темно, а спросонья он не смог вспомнить, где находится. Лежал он на чем-то мягком, скорее всего, на матрасе. Из дальнего конца помещения доносилось невнятное бормотание.

Внезапно чья-то рука схватила его за предплечье и слегка потянула.

– Лысый, ты, что ли? – шепотом спросил Алексей в темноту.

– Я. Лёха, Одноглазый опять за старое…

Алексей провел ладонью по лицу, чтобы стряхнуть остатки сна. Другую руку он сунул в карман куртки, не надеясь, впрочем, что-либо там найти после слов Лысого. Выругавшись вполголоса, он поднялся на ноги и подождал, пока глаза привыкнут к темноте.

– Может, пора его привязывать перед сном? – предложил Алексей, пробираясь за товарищем между всевозможным мусором, усеивающим пол помещения.

– А может, лучше вообще не спать? – усмехнулся Лысый. – Вон, как Проповедник. Он, по-моему, только и делает, что бормочет себе под нос всякую лабуду…

– Но мы-то не Проповедник, так что лучше Одноглазого привязать, пока он не наворотил делов. Еще в прошлый раз надо было это сделать. От Лунатика же, с тех пор как стали привязывать, никаких проблем нет.

– Про Лунатика ты знаешь, он… не здесь, и уже давно. Рядом с ним хоть из пушки стреляй – пальцем не пошевелит. Кому точно ремни не помешают, так это как раз Проповеднику.

– Ему-то зачем? Он же безобиден.

– Последние лет дцать – да. Но сегодня, пока ты спал, я пытался с ним поговорить. И что бы ты думал – он объявил меня одним из слуг Дьявола, посланным искушать его на протяжении его поисков. И все потому, что я Лысый, – из темноты донесся звук шлепка, видимо, по макушке, – а они оказывается все такие. Хорошо хоть, кидаться не стал, ведь он «смирен и покорен Господу». В общем, устоял перед моим искушением. – Лысый усмехнулся. – Ему вообще нужно смирительную рубаху сверху притащить.

Алексей натолкнулся в темноте на больничную каталку и едва не опрокинул ее.

– Ну, во-первых, ты там не один раз был, и я тоже. Я, по-моему, уже все корпуса облазил, склад несколько раз перепроверял – и ничего. Не отрицаю, сам был бы не прочь иметь такую рубашку под рукой, на всякий случай, но чего нет – того нет. А во-вторых, не думаю, что Проповедник так уж опасен.

– Он опаснее, чем ты думаешь, Лёха. – Лысый остановился. – Он мне уже давно не нравится. От этого фанатика можно чего угодно ожидать. В один прекрасный день наступит Священная война, он перережет мне во сне горло, тебя объявит Князем Тьмы, а себя – архангелом Михаилом. Или еще чего похуже выкинет. Вообще, поговори с ним сам.

– Ладно, не ворчи, поговорю. Я же все-таки не лысый.

Товарищ фыркнул.

– Может, сейчас тебе смешно, зато посмотрим, кем наш «мессия» наречет тебя, – проговорил он и сунул Алексею фонарик. – Все, пришли.

Круг света выхватил из темноты сидящего у стены человека. Его голова была склонена на грудь, но он не спал. Левый глаз закрывал закрепленный резинко й кусок ветоши. В правой руке он сжимал какой-то предмет, в котором Алексей без труда узнал свой пистолет.

– Лысый, принеси два ремня, – шепнул он на ухо товарищу, а сам присел на корточки и направил луч фонаря на грудь Одноглазого.

– Гриш… – тихонько позвал он.

– Я не хочу… больше… – прохрипел тот.

– Что, они опять приходили? – спросил Алексей, стараясь, чтобы его голос звучал тихо.

– Они… не уходили, – Одноглазый поднял голову и уставился на Алексея. Его лицо было мокрым от слез.

– Гриша, отдай пистолет, он все равно не заряжен.

– Заряжен, я… проверял. Это они… не дают мне сдохнуть, – с этими словами он приставил оружие к виску и спустил курок. Раздался щелчок.