Владислав Тимофе - Сумрак в конце туннеля (сборник)

– Антон… Тоша… – как безумный, Котя стал трясти безвольную руку друга. – Ты ведь прикалываешься, как в детстве. Ты же живой… ТЫ ЖИВОЙ!!!

По лицу потекли слезы. Смешиваясь с пылью, они падали на землю мутными каплями, будто растаявший пепел. Яркие, теплые лучи, исходившие от вокзальной башни, преломлялись в них, наполняя иллюзией жизни на короткое мгновение полета.

– Потерпи, брат… Я сейчас…

Медленным, вихляющим шагом Котя добрался до здания вокзала. Одна из стен обрушилась, образуя удобную для подъема лесенку.

Он коснулся окровавленными пальцами чуть шершавого бока Шара.

И боль ушла… Свет принял его…

– Кость, ты чего замер? Опять испугался? Так, вроде, поздно бояться.

Он потер глаза, приходя в себя. Перед ним за столом сидел Антон и улыбался привычной, чуть хмурой улыбкой. Живой.

– Ну что бр ат, по последней, и пойдем? – предложил Рэд, разливая по стареньким деревянным рюмкам местный самогон.

– За что пьем? – хриплым от подступивших слез голосом спросил Котя.

– Все за то же, брат. За спокойную, безболезненную смерть.

Антон выпил, не чокаясь. И тут же встал, направляясь к выходу из землянки. Не слишком понимая, что происходит, Костя последовал за другом. «Ты живой… живой…»

И тут же застыл на пороге. По ту сторону его ждала искрящаяся бликами Граница.

Боли, и впрямь, не было…

Свет уже выжег сетчатку. Но он продолжал видеть. И от этих голосов не было спасения…

– Выбирай…

– Выбирай!

– ВЫБИРАЙ!!!

Он открыл слезящиеся от света глаза и почти растворился в лазурном небе. Зажатая в зубах травинка щекотала грудь. Котя приподнялся на локте и осмотрелся. Его де ревня утопала в теплых весенних лучах. Мужчины спешили по делам, детишки играли в траве, девушки задорно брызгались водой из родника. Капли преломляли солнечный свет, образуя цветастую радугу.

Улыбаясь, Котя стал подниматься и почувствовал зажатый в кулаке предмет. Небольшой черный коготь на кожаном шнурке. Коготь большой кошки. Амулет Антона. Разрывая нутро на части, в его душу ворвалось ощущение бесконечного одиночества. Он понял – брат мертв…

– Выбирай!

– Выбирай…

– ВЫБИРАЙ!!!

«Прости, брат…»

* * *

Мелкая каменная пыль кружила перед глазами, оседая на глупой улыбке. Кряхтя, Гамлет поднялся на ноги и оглядел поле недавнего скоротечного сражения. Город вновь затих, спрятав в своих недрах угомонившихся до времени тварей.

Тела спутников вор заметил сразу. То, что от них осталось, после мясорубки о бвала. Невесело усмехнувшись, он развернулся в сторону исходящей нежным сиянием вокзальной башни.

Шар оказался меньше, чем он думал. Да и золотом этот комок металла тускло-желтого цвета назвать можно было только с огромной натяжкой. Гамлет протянул было правую руку, но ее вдруг прострелила резкая боль. Присмотревшись к пальцам, он заметил их неестественно серый цвет и частые пятна мелких язвочек. Улыбка вора стала шире: «И все-таки я успел…». Левой рукой он коснулся шара…

И боль ушла… Свет принял его…

Гамлет открыл глаза. Он сидел на огромном валуне перед плюющимся искрами костром, держа в руке стакан с чем-то ядреным. Залпом выпил, сморщился: самогон, и притом – препоганейший. Кинув деревянную посуду в костер, быстро задрал правый рукав. На свет показалась чистая, без малейших признаков поражения кожа. Звенящую тишину вдребезги разбил его задорный смех.

В свете костра блеснули грани кристалличе ского пепла. Боли не было…

Ему казалось, что он растворился в этом сиянии. Стал частью его. Слышал свой собственный голос среди множества других.

– ВЫБИРАЙ!

– Выбирай…

– Выбирай!!!

Ему уже не было больно. И страшно не было. Прошло слишком много времени с того момента, когда он разучился чувствовать. Позже он перестал есть. Еще позже пить. Теперь он был похож на скелет, обтянутый шелушащейся кожей. Безумно улыбающийся, бесцветный скелет. Герой черно-белого фильма.

– Гамлет, брат, ты тут живой еще? – прозвучал совсем близко знакомый бархатный голос. Антон.

– А что ему станется-то, убежит, что ль? – хохотнул рядом Костя.

Казалось, вор мог видеть сквозь серые веки, но другим это было неприятно. Видимо в его голове еще остались ростки разума. Он открыл глаза.

– М-да, хреново выглядишь… Но ты сам говорил, что хочешь это увидеть. Так что давай-ка, поднимайся.

Они помогли ему встать и выйти на улицу. Практически вынесли. Посадили на стул. Он поднял голову…

В вышине, в пятне мутно-белого молока Млечного Пути, сияли мириады маленьких светлячков. Звезды. Белые, золотистые, малиновые… Они манили то, что осталось от него. Звали в небо. Самое обычное звездное небо. Последнее небо в его жизни…

Через мгновение он рассыпался серым пеплом. Хлопья подхватил ветер, пронес над спящей деревней, над дышащей новой жизнью землей, над разрушенными Последней войной городами. Ветер протащил его сквозь фильтры противогазов, сквозь холодные подземные туннели, заставил осесть на шкурах всевозможных тварей и в волосах живых людей… Ветер запомнил его…

– Выбирай!!!

«Наверное, так и должно быть….»

* * *

Высокие тонкие фигуры склон ились над мечущимися на земле людьми. Они не чувствовали ни жалости к бывшим хозяевам планеты, ни любопытства. Они вообще ничего не чувствовали. Эмоции – удел слабого человеческого разума. А они ушли дальше по спирали эволюционного развития. Они не умели говорить. Им это было не нужно. Их мысли, материальные, летали в пространстве, играя сотнями разных голосов.

– Эти справились лучше предыдущих…

– Эти справились…

– Справились ли?..

– Они сделали правильный выбор…

– Не был ли их выбор слишком прост?

– Прост?

– Как и всегда…

– Как у всех…

– Может, они другие?

– Такие же…

– Их мозг обычен…

– Чем они отличаются…

– Ничем…

– Тогда надо решать…

– Решать надо…

; – Решать…

– И что же?

– Убить…

– Убить их всех!

– Они жестоки…

– Они убийцы…

– Хватит! – ближе к людям вышла совсем низкая, почти человеческая тень. – Мы дали им задание! Выбор. Они справились. Мы обязаны подарить им жизнь!

– Жизнь…

– ЖИЗНЬ?!

– За что?

– Они недостойны…

Фигура опустилась на колени и провела подобием ладони по лицу одного из людей.

– Если мы не сделаем этого, то чем мы лучше их?

На мгновение пространство наполнилось тьмой. И тут, разрывая ее подобно молнии, пронеслась огромная, яркая мысль-фраза:

– РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО!

* * *

Они долго, мучительно вырывались из липких, отвратительно терпких объятий забыт ья. Хотелось вздохнуть, закричать, подобно аквалангисту с пустыми баллонами, слишком быстро всплывшему на поверхность, рвущему горло в попытке избавиться от последствий кессонки.