ОЛЕГ ДРЕКТОВ - ДИССОЦИАЦИИ

В конечном пункте их всегда встречал на своём стареньком мотоцикле с коляской дядя Алик в неизменной военной рубашке с нагрудными карманами и берете. Он был старшим братом захаровской матери. Это был весёлый и добрый выпивоха, с острой, ясной улыбкой, всегда был тщательно выбрит и «благоухал» Тройным одеколоном.

Алик был любимым дядькой для мальчишек. Ещё бы! Он работал на настоящем лесовозе! Это была модификация военного вездехода ГАЗ 66, известного всем служившим в Советской Армии как "шишига".

«Шишига» представляла собой некий симбиоз мощного грузовика и вездехода. А для маленького Захара так вообще - это была настоящая военная техника, почти как танк. В интерьере кабины преобладали металлические поверхности покрашенные темно-зелёной армейской краской. Огромное количество черных табличек со схемами переключения передач, непонятных цифр и схем. Всё это богатство поблёскивало алюминиевыми заклёпками. Руки так и тянулись к множеству рычагов и рычажков с эбонитовыми кругляшами на концах. Изобилие различных ползунков, крутилок в кабине буквально завораживало мальчишек. А ещё запах! Смесь бензина, железа, смазки, одним словом запах настоящей суровой, мужской жизни! В этой кабине так и хотелось сидеть и сидеть. И это дядя Алик разрешал Захару с братом. У самого дядьки было только две дочери, поэтому к своим племянникам он относился с особой теплотой, позволяя им многое.

Надо сказать в деревне гораздо раньше подпускали детей к взрослой жизни. Это в городе было все под контролем родителей. А в деревне - хочешь бери мотыгу и грабли и иди работай наравне со взрослыми. Но для ребят удовольствие приносило буквально все, включая достаточно тяжёлые сезонные деревенские работы - прополка картошки, бесконечная борьба с уже тогда появившимся колорадским жуком, походы за ягодами и конечно сенокос. Как было здорово наравне со старшими скирдовать сено, а потом ехать на копне в кузове грузовика! Понятно что мальчишки были на подхвате, на них всерьёз никто и не рассчитывал, но их радовала возможность прикоснуться к простой и незамысловатой деревенской жизни.

Потом была традиционная помывка в бане. Мыться ходили в общественную баню с цинковыми тазами и жёсткими мочалками из лыка. Жалко, что она потом сгорела, а новую так и не построили. Деревенские мужики в бане все были поджары, мускулистые, пузатым был только местный председатель райпотребсоюза.

К вечеру все родственники собирались на ужин. Был большой стол с простой и незамысловатой, но такой вкусной едой. Разговоры старших, чувство собственной причастности к хорошо выполненной работе. Как сегодня сказали бы - честная еда после честно выполненной работы. Всё это, как будто, открывало для ребят окно в такую желанную, взрослую жизнь.

Потом все укладывались спать. Естественно ни у кого не было индивидуальных кроватей, а тем более отдельных спален. Спали как придётся – кто-то на полу, кто на печке, когда совсем было много гостей детей отправляли на сеновал. Место Захара было на раскладном кресле в большой комнате. На стене висел гобеленовый коврик с оленями, за стеной храпел кто-то из взрослых, в ночи изредка лаяли собаки.

Радио тогда не выключали, ложились поздно (пока все наговорятся!), поэтому приходилось засыпать уже за полночь под звуки гимна, а просыпался Захар уже утром под шедший в это время радиоспектакль. Как было здорово проснуться и ещё лёжа под тёплым одеялом слушать "Двух капитанов" Каверина или рассказы Джека Лондона!

В паре километров от деревни на противоположном берегу Суры, находился Нижне-Липовский Дом отдыха. Он располагался на месте бывшей суконной мануфактуры. Раньше это было поместье местного промышленника с большим господским домом и прудом. Когда-то Сура была судоходной и по ней сплавляли сырье для фабрики, которая производила сукно для царской армии. Дом отдыха был своеобразным культурным центром, туда местные приходили вечерами посмотреть кино и потанцевать. Старшие сёстры брали туда и Захара с братом. В общем, жизнь была насыщенной, каждый день приносил что-то новое: рыбалку с бреднем сменяла ночёвка на сеновале, походы за грибами – поездка в соседний район за малиной. Вместо жевательной резинки использовали сосновую смолу. А какие пироги с черникой пекла бабушка! Да и вкуснее деревенского хлеба из печи Захар с тех пор и не пробовал!

Появилась и первая заинтересованность к противоположному полу, пока ещё на уровне «понимаю, что нравиться, но не знаю зачем». В лексиконе закрепились местные словечки "айда","зады"…

Детство примечательно ещё тем, что тебя буквально всё "вставляет", ты начинаешь заглядывать во взрослый мир и ты от всего познанного получаешь огромное удовольствие. Понятно, что с возрастом происходит некая мифиологизация этого времени. Вспомните своё детство! Казалось, что всегда было чистое, голубое небо, на сердце было хорошо и спокойно, казалось, что впереди ждёт только хорошее, что так будет всегда, только ещё лучше…

Деревянный мост, жёлтая просёлочная дорога, летний аромат разнотравья...Хотелось бы надеяться на то, что после смерти люди попадают именно туда, где им было особенно хорошо при жизни. Для Захара это было то далёкое детство в маленькой деревушке на берегу Суры.

Нет уже и того моста и просёлочная дорога превратилась в приличное асфальтированное шоссе, да и дядька с женой давно на кладбище. Осталась только щемящая где-то внутри тоска, горькое ощущение того, что это никогда с тобой больше не произойдёт...

- Ты что заснул что ли, дядя? Или с нами хочешь? Вали отсюда!..Стук в боковое окно и грубый окрик вернул Захара в действительность. Перед водительской дверью стоял мордатый майор в бронежилете и с "калашом" на плече. Только сейчас Захар заметил, что своим автомобилем перекрыл выезд от особняка. В другой ситуации он нашёлся бы, что ответить зарвавшемуся "мусору", но сегодня так и не найдя, чем ответить на грубость, он резко включил заднюю передачу, чуть не задавив прохожих, затем, выехав из проулка, развернулся через две сплошные и умчался в сторону Садового Кольца...

Григорий Борисович Глотов.

Григорий Борисович Глотов, по кличке «Глот», к шестидесяти годам имел за своими плечами довольно насыщенную жизнь. Поначалу она складывалась для него более чем удачно: уже в двадцать лет он стал чемпионом Москвы по рукопашному бою, занимаясь тогда у Тадеуша Касьянова (лихого боцмана из популярного фильма «Пираты двадцатого века»), затем сам начал преподавать запрещённое в то время каратэ. В начале девяностых органично влился в существующие реалии, в которых на первое место вышли физическая сила и напор, сколотив бригаду из занимающихся у него ребят.