Комбат Найтов - Крымский тустеп или два шага налево...

Через некоторое время Дмитрий задал вопрос об отпуске.

- Не ко времени это, конечно, Дмитрий. Надо восстанавливать батальон, а кто, кроме тебя, сделает это лучше. Ставка и Малиновский хотят освободить Одессу. Малиновский - одессит. Вишь, как получилось: ночью все прошли, а днём заплутали и всё сорвали по срокам.

- У меня, тут, семейная проблема. - и он показал ответ из 'дома Малютки'.

- Ты об этом! Не беспокойся, он в хороших руках. Все же думали, что ты погиб. В общем, его усыновили одни очень хорошие люди.

- Но я же живой!

- Живой, живой. Тут, с кондачка, так сразу не решить, майор. Мне посоветоваться надо.

- То есть, вы знаете эту Иванову.

- Да, знаю. Ребенок твой: как за каменной стеной. За него не беспокойся. Кто ж знал, что это ошибка. Да и куда ты его сейчас денешь. И фамилию ему твою оставили.

Тут до Дмитрия дошло!

- Красовская?

Сергей Георгиевич прикрыл глаза и мотнул головой.

- Понимаешь, у Филиппа Сергеевича детей быть не может, вообще, врачи в своё время залечили. А тут такое дело: влюбился он в молодую, красивую и очень властную женщину. Она из него верёвки вьёт. И здесь его в оборот взяла. Я уж не знаю, что у вас с ней было, но, как только она узнала, что ты погиб, она в самолёт, и в Краснодар, назад вернулась с ребёнком и поставила вопрос ребром. А мне очень не хочется делать ему больно. Да, и тебе лучше, чтобы он, пока, побыл там. Куда ты его? Ты ж на фронте, а тут, как не планируй, всё равно от судьбы никуда не денешься. Отпуск дать могу, но если пообещаешь мне в Севастополь не ездить.

- Ох, Сонька-Сонька! У нас с ней никогда ничего не было. Только, что всю войну в одном подразделении служили. А так нет, ничего.

- Октябрьский очень ревнив, не надо давать ему повода для ревности.

- Я понял, война кончится - будем разбираться. А сейчас я хочу в Феодосию съездить, к Десфине, Сергей Георгиевич.

- Отказать не имею права, но прошу: в Севастополь ни ногой! Пусть пока там никто ничего не знает. Договорились?

- Договорились!

Но, человек предполагает, а судьба располагает. Через три часа, вместе с Горшковым, Дмитрий летел в Каховку, в штаб фронта, с ними вместе летел и Гольцов, но, отпуск, похоже, накрылся медным тазом. Хотя приказ о нём, сроком на десять суток плюс дорога, лежал в кармане кителя у Матвеева. Малиновский все старые обиды забыл и вычеркнул из памяти: батальон Матвеева - гордость не только Дунайской флотилии, но и всего 3-го Украинского фронта. Так получилось, что живым десантникам звания Героев не достались, все награждены посмертно, а шестеро живых из группы Ольшанского - лежат в госпиталях. Под рукой оказался только 'оживший' Матвеев. С ним и сфотографировался уже генерал-полковник Малиновский, вручив Дмитрию вторую Звезду. Заметив, что Дмитрий сильно прихрамывает, Родион Яковлевич распорядился отправить его в Ялту, в санаторий ВВС, на отдых и продолжение лечения. К тому же передал ему, вспомнив давнишние проделки с транспортом, новенький 'Додж'. Обласканный начальством, с новым отпуском, уже на месяц, после совещания Дмитрий отправился в Крым, предварительно основательно 'ограбив' фронтовой вещевой склад, так как имел предписание об этом от командующего. Всё своё было в Николаеве. Двое суток он добирался до туда. Особенно тяжёлый участок был от Каховки до Приветного. Руль можно было не держать: колея такая, что выскочить из неё невозможно. И по степи не поедешь, кругом минные поля, работает целая армия сапёров. Так 16 часов и двигался в колонне. Дальше чуточку проще, и дорога получше, но всё равно медленно. Зато после Симферополя, дорога оказалась свежеуложенной, довольно хорошо отремонтированной. Только постов НКВД и 'комендачей' было выше крыши! Очень тщательно проверяли документы. Причину такой бдительности он понял уже в санатории! В соседней Ливадии было полно американцев, англичан и наших. Поговаривали, что там что-то важное происходит на самом уровне. На рейде Ялты стоял линкор 'Севастополь', два крейсера и несколько эсминцев. В Курпаты направили в объезд через Горное. Немного поплутав по незнакомым улицам, дважды заехав в тупики, наконец, добрался до санатория. Сдал документы и завалился спать. Санаторий забит ранеными лётчиками, но в палатах не более двух человек. Соседом оказался майор Виктор Канарёв, командир 5-го минно-торпедного полка. У него, тоже, конечность повреждена, и обожжена рука. Рука уже зажила, а ногу ему разрабатывают из-за сложного растяжения. Смеётся, что все травмы получил на родном аэродроме. На второй день все забегали и засуетились. Всем ходячим, вместо халатов, приказали надеть форму и все ордена, тут и выяснилось, что в санатории 'живой дважды Герой'. До этого особо никто не спрашивал, а Матвеев молчал. Санаторий посетили Сталин, Черчилль и Рузвельт. Вместе с ними был и вице-адмирал Октябрьский, вместе с Остряковым, командующим авиацией ЧФ. Адмирал, изумлённо, уставился на него, затем представил его Сталину и остальным:

- Начальник разведки Азовской и Дунайской Военной Флотилии, дважды Герой Советского Союза майор Матвеев, Дмитрий Васильевич. Участник Керченского, Сивашского, Мариупольского, Днепровского, Херсонского и Николаевского десантов. Один из лучших офицеров флота, товарищ Сталин.

Черчилль встал рядом, и снизу вверх посмотрел на Дмитрия.

- Он просто русский богатырь! - перевёл переводчик слова Премьера. Затем Черчилль повесил на грудь Дмитрию какой-то орден или медаль, потом американцы сделали тоже самое. Награждали всех, кто оказался в этот момент на излечении. У них есть специальные медали для этого, за ранение. У нас полагаются только нашивки, у Дмитрия их три: две красных и одна жёлтая. Представление окончилось, делегация удалилась. Офицеры с интересом рассматривали иностранные награды, пытаясь прочитать, что написано. Пятицветная ленточка, которую дали англичане, с орлом и знамёнами, выглядела симпатичнее фиолетовой американской медали. К Матвееву подошёл уже капитан 2-го ранга Касатонов.

- Товарищ майор! Филипп Сергеевич приказал Вам прибыть в Ливадию, Вас Верховный вызывает! Машина у здания.

- У меня своя.

- Вашу - не пропустят.

- А потом шкандыбать с раненой ногой обратно? Доеду, докуда пустят.

Он прошёл до 'Доджа', сел в него и поехал за 'виллисом' с Касатоновым. За развилкой за Ореандой, его, действительно, остановили. Он поставил машину на посту, пересел в 'Виллис' к Касатонову.

Октябрьский протянул ему руку, поздоровались.

- А мы тебя, считай, похоронили. Супруга моя очень убивалась по этому поводу. Как так получилось?

- Ошибка в эвакогоспитале 18-й армии. Ранение тяжёлое, но умер от ран не я, а какой-то другой Матвеев, года рождения разные.

- Твой сын у нас, мы его усыновили. Потом поговорим, тебя вызывают на самый верх. Пойдём! - и внимательно осмотрел его форму. Они находились в здании санатория Наркомзема, вышли оттуда, и перешли в Большой дворец. Матвеева и Октябрьского обыскали, затем разрешили войти во внутрь. Там довольно долго пришлось сидеть в ожидании. В помещении никто не разговаривал. Где-то через полтора часа, подошёл офицер НКВД и пригласил с собой Матвеева. Его провели в Итальянский дворик дворца, где в тот момент находились три лидера и их переводчики. Кроме них, присутствовали один английский, один американский генералы и маршал Шапошников. Все сидели и о чем-то разговаривали.