Ярослав Кузьминов - Раздвоение

и тощая попа. Жидкие, неопределенного цвета, волосы, она забирала в простой хвост, и

они никогда не пахли возбуждающие. Они не пахли никак. У носа она почти всегда имела

пару прыщиков, и у нее временами пахло изо рта. Но зато она соглашалась приезжать к

нему, покорно ела вечно пересоленный, по его мнению, суп мамы и давала ему без

вопросов, хотя иногда после секса плакала и просила ее не трогать. Их отношения — от

первого полового акта до последнего (так Сергей измерял длительность отношений) —

продолжались полгода. Настала чертова университетская практика. Она уехала куда-то в

Карелию, а он остался в Москве. В первые дни ему казалось, что он не выдержит разлуки

и убьет себя. И без того мучительная и бесцветная жизнь теряла смысл, если из нее к тому

же вычесть секс.

Приехала она совсем другой: с чистой кожей на лице, со стильной короткой

прической, окрашенной в вишневый цвет, в одежде, делавшей фигуру очень заманчивой.

А еще — с другим парнем.

За время их отношений Сергей привык думать, что его проблема решена навсегда,

и теперь совсем незачем общаться с однокурсниками. Он перестал выпивать с ними и

поздравлять их с днем рождения, в результате они, и так средненького о нем мнения,

просто вычеркнули его из общественной жизни. Теперь он узнавал о тусовках, когда те

были уже позади.

В надежде найти новую девушку, он стал приходить на аллею, находившуюся

рядом с его и несколькими другими институтами. Она была главным местом бурления

студенческой жизни в этой части города и называлась просто Аллея. Он приходил с

сигаретами и бутылкой самого дешевого пива и сидел, ожидая, что кто-то попробует

занять скамейку. Тогда заводил разговор, пытался угостить пришедших сигаретами и

всячески к ним приклеиться. Его, однако, пускали неохотно. Тогда он стал ходить по

Аллее и знакомиться с одиноко сидящими девушками. На короткое время ему показалось,

что все налаживается. В его телефонной книжке появилось несколько новых номеров, на

его приглашения сходить погулять откликались, и одну из этих девушек ему даже удалось

два раза трахнуть. Потом она сказала, что на самом деле у нее есть парень, он сейчас

возвращается в Москву, и поэтому Сергей должен исчезнуть.

Эти два половых акта с интервалом в неделю сделали длительный период

сексуальной неудовлетворенности только болезненнее. Дальнейших успехов Сергей не

добился. На него стали недобро посматривать и даже смеяться в спину. Вскоре наступил

ноябрь, аллея опустела, и надо было придумывать что-то новое.

Ему оставалось еще два с половиной года в университете, и впереди не было

ничего, кроме безнадежности и тоски. Он переключился на Интернет (который был тогда

еще медленным и дорогим), переобщался на сайтах знакомств с сотнями мерзких

лицемерных сучек, которые хотели только отнимать у него время, но не хотели

встречаться в реале. Только семь девушек за два года согласились с ним встретиться. Из

них пять через полчаса общения «вспоминали» про срочные дела и торопливо прощались,

одна оказалась парнем-педиком, а еще у одной было обваренное лицо. Он бы мог это

стерпеть, главное —— скрыть отношения от однокурсников, но девушка могла говорить

только о своем ошпаренном лице, и что ни один парень не станет с ней встречаться, а если

и станет то только по причине «жуткого недотраха», а ей не нужно, чтобы кто-то гнусно

использовал ее «изуродованное тело». Предполагалось, что он будет спорить с ней и

жалеть ее. Он так и делал в течение двух встреч. Потом он предложил ей пойти к нему

домой, и она тут же сказала: «Вот! Я так и знала! Ты такой же, как и все они», — и ушла,

не прощаясь.

На самом деле, с тремя девушками ему все-таки удалось заняться сексом еще до

окончания университета. Все они были старыми дачными подругами. Первой из них стала

та, которая отдалась за две коробки «марсов». Она была к этому времени милой

45

второкурсницей с роскошной грудью и завораживающим взглядом. Она охотно

согласилась встретиться, смотрела на него восторженными глазами, смеялась над его

шутками и легко согласилась пойти к нему домой в тот же вечер. Оказавшись в ней и

кончив меньше, чем за минуту, он расплакался. Она нежно гладила его по голове, пока он

рыдал, и это приободрило его. Однако его надежды оказались тщетны. Больше она к нему

не пришла, признавшись, что после того случая много лет назад хотела проверить, каков

он в постели. «Оказалось, что отвратителен», — подвела она итог.

Чтобы не впасть в депрессию, он предпочел действовать сразу и в тот же день

вызвонил другую дачную подругу. С ней ситуация повторилась за исключением того, что

она провела с ним три ночи, а не одну, и сказала в конце, что он жлоб, жадина, с ним

скучно, его мать храпит в соседней комнате так громко, что невозможно спать, и вообще

мальчиком на даче он был намного лучше.

Третья была случаем особым. С ней он по-настоящему дружил в детстве. Они

проводили много времени вместе, шляясь по окрестностям, воруя яблоки и ловя рыбу. Со

старшей школы он перестал ездить на дачу и все хотел позвонить ей, но не решался. В

самые гадкие моменты жизни он вспоминал ее, начинал представлять, как они встретятся

и будут весь день гулять по окрестностям дачи, и эти мечтания помогали справиться с

тоской. Временами ему казалось, что она вообще приснилась ему, и тогда он открывал

записную книжку и смотрел на ее телефонный номер.

Теперь он решился позвонить. Он предполагал, что давняя и теплая дачная дружба

заставит ее выйти за него замуж. Она мигом узнала его голос и завизжала от радости.

«Как же тебе не стыдно столько лет не звонить!» — упрекнула она. Он признался, что

очень хотел позвонить, но с каждым годом ему все страшнее было набирать ее номер,

потому что он чувствовал себя виноватым. «Ну и свинюшка ты, — сказала она и добавила

тут же. — Слушай, приезжай ко мне, а то потом снова передумаешь, испугаешься и

исчезнешь» — «Когда?» — спросил он, сглотнув. «Прямо сейчас! У меня дома никого

нет, представляешь!» Он воспринял это как открытое предложение заняться сексом и

помчался. Она усадила его за стол, угостила ароматным чаем и слойкой с вишней («Сама

испекла, к твоему приходу!). Сев напротив и положив подбородок на ладони, она

приказала: «Ну, давай рассказывай». Он не был готов к этому. По правде сказать, он как-

то разучился делиться мыслями и переживаниями и рассказывать о происходящих с ним

событиях. Кроме того, с ним толком ничего не происходило.

«Расскажи лучше ты», — выдавил он.